Фарфоровая жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Алла Полянская cтр.№ 34

Он вспомнил, как увидел Тину через неделю после похорон Анны – приехал в дом к Штерну с какими-то бумагами. Девчонка сидела в своей комнате и раскачивалась из стороны в сторону – молча, долго. Леонтьеву хотелось войти к ней, схватить мелкую дрянь и трясти ее, бить, хлестать по лицу до тех пор, пока она не перестанет притворяться и заговорит. Он вспомнил, как тогда ненавидел Тину, просто до судорог, ему даже мнилось, как он бьет проклятую тварь, изо всех сил колотит, и какое-то время эта ненависть жила в нем, кипела внутри, прожигала насквозь. И он начал обдумывать план похищения. Как вывезти ее куда-нибудь и выбить из мелкой сопливой дряни правду, а потом… Вот это «потом» отрезвило его, словно очнулся от сна.

Тина была просто ребенком. Он ненавидел, хотел бить и терзать, а потом и убить ребенка – единственное, что осталось в этом мире от Анны. Леонтьев вспомнил, как сидел, придавленный осознанием собственного безумия, и не понимал, как такое могло с ним случиться.

Он не был ни злым, ни жестоким человеком, ему едва исполнилось двадцать три года. Он потерял женщину, которую любил больше всех на свете, но понимал: это не оправдывает того, что овладело им. Он сам не понимал, почему именно Тину он обвинял тогда. Может, просто потому, что лишь она одна сказала бы ему правду, если бы могла?

А Штерн точно знал правду, но он ни за что на свете не сказал бы ему.

Зазвонил телефон, Леонтьев узнал номер отца. Они не разговаривали довольно давно: у отца всегда были какие-то свои дела, и о нем ходило множество слухов, которые отчасти были правдой. И Леонтьев всегда знал, что отец звонит ему просто по обязанности – сын его разочаровал. Нет, отец не отвернулся от своего отпрыска, даже устроил его в бизнес к Штерну, и благодаря его деньгам у Леонтьева появился в жизни хороший шанс реализоваться, и шанс этот он использовал, но отношения с отцом остались напряженными. Их обоих такое положение дел огорчало, но по-другому не получалось, да и не было по-другому никогда, слишком они разные.

– Слушаю.

Не взять трубку нельзя. Леонтьева всегда раздражала вот эта необходимость отвечать по телефону, в то время как он не хотел разговаривать – и с отцом в особенности, потому что тяжеловесная грубость отца была ему неприятна, хотя он не считал себя кисейной барышней.

– Адвокатишка этот мошенник знатный, но бумаги она подписывала в здравом уме. – Отец никогда не здоровался, а всегда начинал с самой сути вопроса, словно это была середина разговора. – А поскольку ты от своей хабалки избавился, не будь дураком, окрути вдову, и все будет твое. Не захочешь с ней жить – потом порешаем вопрос, не проблема. Ты слышишь меня, Миша?

– Мила не хабалка.

– Перестань! – Отец презрительно фыркнул. – С такой можно сходить в сауну пару раз, но жениться на ней было незачем, я тебе еще тогда это говорил. Конечно, смерти я ей не желал, но что случилось, то случилось, кто-то ее убил. Так что не будь ты дураком хоть на этот раз, послушай меня.

Леонтьев всегда удивлялся, как отцу всегда удается найти самые неподходящие слова, чтобы поговорить с ним. А отец даже не понимал, насколько неудачными являются его попытки. Но ссориться он не хотел, а потому попробовал перевести разговор на другую тему.

– Пап, ты сам-то как?

– Не дождешься. – Отец раскатисто захохотал. – Нормально я, учитывая мой возраст. Семьдесят лет, а еще могу дать фору молодым, имей в виду. Я бы на этой цыпе сам женился, да мне это незачем. Миша, послушай меня. Я знаю, что не являюсь хорошим отцом и мы мало понимаем друг друга…

– Мало?

– Ладно: мы друг друга не понимаем. – Отец откашлялся. – Но тебе сорок пять лет. Почти сорок шесть. Детей у тебя нет, это плохо – но то, что Милка их тебе не родила, это хорошо, какая из нее мать? А вот дочка Штерна вполне подходит на роль матери моих внуков, и если ты…

– Пап, об этом и речи быть не может! – Леонтьев вспомнил холодное презрение в глазах Тины и содрогнулся. – И давай эту тему поднимать больше не будем, я сам в состоянии решить, как мне строить свою жизнь дальше и от кого иметь детей.

– Не будь дураком, Михаил! – Голос отца стал тяжелым, как вся ярость мира. – Хороший бизнес, который почти увел у тебя из-под носа проныра, которого я же и пристроил к Штерну, и если бы он не склеил ласты… Как ты мог не сказать мне, что Тина переписала на него свою часть бизнеса? И кто мог предположить, что вообще все наперекосяк пойдет, я всегда думал, что ты женишься на Тине, у нас со Штерном все было договорено…

– Что?!

– А как ты думал? – воскликнул отец в ярости. – Я вложил в это дело деньги, а Штерн не имел наследника, ясен хрен, что мы планировали поженить своих детей, и если бы ты не спутался с Анной…

– Ты знал?!

– Знал ли я? Конечно, знал! – Отец засмеялся злым смехом, и ярость накрыла Леонтьева жаркой волной. – Надеюсь только, что Штерн этого не знал. И я дал тебе время на то, чтобы прийти в себя, – как раз девчонка подросла, а ты в бизнесе пообтерся. Моя ошибка с Семеном, тут я признаю, но так случилось, что проныра этот умер. Так хоть теперь не теряй свой шанс, что ж ты строишь из себя целку!

– Давай потом поговорим, я устал.

Отец еще что-то говорил, но Леонтьев уже отключил телефон. Ему хотелось швырнуть трубу в стену, но он сдержался, да и труба не виновата, что его отец таков, каковым и является, и между ними пропасть, которая с каждым годом становилась все глубже.

Леонтьев поежился, представив, как бы он стал вдруг ухаживать за Тиной. Даже если оставить за скобками то безумие с ненавистью и жуткими планами, он все равно представить себе не мог, как бы он мог, например, лечь с ней в постель. Он и вообще представить не мог кого-то, кто бы стал спать с Тиной. Просто даже в такой ситуации ее не представлял. То, что Семен был ее мужем, не меняло его мнения ни о Тине, ни об особенностях их с Семеном семейной жизни. Со стороны Семена там был трезвый расчет, а Тина вообще плевать на все хотела, ее совершенно не интересовали люди, живущие рядом с ней.

Удивительно, как та рыжая девица оказалась у нее в подружках?

Вспомнив существенный бюст Василисы, Леонтьев вздохнул. Миле пришлось сделать операцию по увеличению груди, потому что природа ее в этом вопросе обделила. Но у рыжей бюст натуральный, и Леонтьев вдруг подумал, что если рыжая – подружка Тины, то значит, что он ее еще увидит.

Леонтьев наконец заметил, что стоит посреди собственной гостиной в уличной одежде, и даже в ботинках. Чертыхнувшись, он сбросил куртку прямо на пол и разбросал, снимая, ботинки. Милка бы его за такое ругала полдня, но дело в том, что Милки больше нет.

Леонтьев поднялся в спальню, где особенно чувствовалось присутствие Милы – вокруг витал сладковатый запах ее духов. Милка любила тяжелые сладкие запахи и любила сильно душиться, но его это не раздражало. С ней он мог валяться на диване и болтать ни о чем, смотреть ток-шоу с беременными школьницами и прочими непотребствами, и она не смотрела на него, как на невесть откуда взявшееся пятно на скатерти. И секс с ней был хорош, она умела дать ему то, что он хотел, и не считала это чем-то грязным. Она вообще ко многим вещам относилась просто и без надрыва, и это его устраивало.