Дмитрий Александрович проткнул мечом своего врага и громогласно возвестил об этом всем.
– Переславцы! Мёртв епископ Александр Дерптский, нет больше у врагов наших предводителя!
Люди Дмитрия Александровича радостно закричали, а люди епископа бросились бежать. Дмитрий и его конники бросились за ними, убивая тех, кого смогли догнать. В это же время и Святослав Ярославович вместе с Михаилом Андреевичем тоже погнали своих противников. Датчане и воины епископа бежали в замок.
Дмитрий взглянул на небо и понял, что в пылу битвы он потерял чувство времени. Ночь зимой наступает рано. Уже было плохо видно.
– Отводим людей, а не то, не дай Господь, со своими же в сечу вступим. Утром продолжим бой.
Новгородцы и псковичи радовались наступлению темноты, так как это могло сохранить им жизни. Железный полк, хоть и поредевший, но по-прежнему непобеждённый, строем уходил с поля битвы. Больше половины воинов из этого полка осталось лежать на поле брани. Сколько умерло новгородцев и псковичей в тот день, говорить никто не хотел.
– Эта победа войдёт в историю. Объединённые силы русских князей разбили ливонцев и датчан. Поле боя наше! – торжественно сказал Дмитрий.
– Многие славные мужи нашли конец в этой сече. Если их смерть не была напрасной, то эта победа забыта не будет, – сказал Василий Александрович, который привёл свою конную тысячу после того, как помог Михаилу Андреевичу.
Словно желая опровергнуть его слова, в ту же минуту прискакал всадник от Юрия Андреевича.
– Князь, – обратился он к Дмитрию, – ливонские всадники разгромили обоз. Все осадные орудия уничтожены. Юрий Андреевич зовёт тебя на совет.
– Проклятье! Неужто эта победа не принесёт плодов!
– Принесёт, Дима, – сказал Василий Александрович, – это впервые объединило князей русских. Если бы мы так и супротив Орды встали, то не было бы ига поганых.
– Ох, не думал бы ты об этом, Вася. Как бы беду на нас не накликать. Даже здесь, далеко от Владимира, мне иногда кажется, что смотрит на нас око великого царя и хана, и ежели едиными мы становимся, то тут же бросит кость нам, чтоб мы, как псы, за неё перегрызлись. Если начнёт крепнуть сила русских князей, то помяни моё слово, будет великий царь и хан поддерживать наши ссоры и свары.
Совет после сечи
Ночью, когда измученные и замёрзшие ратники сидели у костров и грелись, а те, кто был ранен, мучились в страданиях нечеловеческих или отдавали Богу душу на месте, где и упали они в сече славной, князья собрались в шатре на совет.
Раненых никто не спешил отделять от убиенных. Ни ливонцы с датчанами, ни русские. И те, и другие боялись удара противника.
В шатре собрались все князья. Дмитрий Александрович, Василий Александрович и Константин Ростиславович Смоленский, предводители переславльской рати, были довольны, так как благодаря их славным действиям фланги ливонцев бежали. Все трое в битве не пострадали и не получили каких-либо ран. Михаил Андреевич, наместник Суздаля, был легко ранен в руку, а Святослав Ярославович, сын великого князя, остался невредим и был очень доволен своими свершениями на поле боя. Юрий Андреевич и Довмонт сидели молча. Именно они противостояли железному
полку.
Сейчас Юрию Андреевичу было стыдно за своё поведение на поле боя. Но одно дело нестись на коне, а совсем другое – биться в пешем строю против элитной ливонской пехоты.
– Что, князья, делать дальше будем? – спросил всех Дмитрий Александрович.
– Утром продолжим сечу, – радостно ответил Святослав Ярославович, – если все навалимся, то и ливонский железный полк не выстоит.
– Не выступят против нас завтра ливонцы. Будут в Раковоре сидеть и раны свои зализывать, – недобро отозвался Довмонт, князь Пскова, – это мы в чистом поле стоим зимой, а они под крышами.
– Надо идти на штурм, – сказал Михаил Андреевич. – Мы пришли сюда для взятия Раковора, этим и закончим.
– Безумие это, брат, – отозвался Юрий Андреевич, – против железного полка мы почти бессильны, а теперь без осадных приспособлений, которые были в обозе, мы просто погибнем все под стенами.
– Да ты, Юрий, просто трус! – сказал Константин Ростиславович Смоленский. – Все только и говорят о том, что ты, едва увидел ливонцев, наутёк пуститься собрался.
– Кто говорит? – резко сказал Довмонт. – Не твои ли люди, князь? Ты сам ударил из засады, а мы с Юрием в пешем строю всю ливонскую премудрость осознали. Нет, князь, прав Юрий. Без осадных орудий мы не возьмём Раковор.
– Ты что, отступать предлагаешь? – проговорил Дмитрий Александрович, вставая.
– Да, князь Дмитрий, – ответил Довмонт, – если поведём воинов на штурм, всё равно город не возьмём, а уйдём отсюда с позором.
Недобрая тишина повисла в шатре. Все князья думали о том, что ещё час назад эта битва казалась им победой, а теперь говорили о бесславном отступлении.
– Надо павших похоронить, – процедил сквозь зубы Дмитрий, – я согласен с Довмонтом. Но три дня будем стоять и ждать ливонцев. Если выйдут дворяне Божьи на бой, то продолжим битву, а если нет, то пусть они хоть трусами выглядят.
Никто из собравшихся не стал спорить с переславльским князем. С тяжёлым сердцем расходились князья по своим ратям. Дмитрий печально глядел на воинов, которые при виде его кричали ему славу.
– Славься, Дмитрий Александрович! Как отец твой на Неве и на Чудском озере побил датчан и ливонцев, так и ты под Раковором!
Хотел Дмитрий верить крикам этим, но все больше и больше понимал, что прав был младший его брат Андрей Городецкий, когда говорил, что может это и срамом кончиться. Конечно, победа русских была очевидна, только успеха-то не будет. Да и кто знает, сохрани новгородцы обоз, удалось ли бы даже в этом случае взять Раковор. Может, и хорошо, что не будет штурма.
Стояние на костях
На следующее утро после битвы ливонцы не вышли из Раковора, чтобы продолжить сражение. Лишь несколько монахов пришли на поле боя, чтобы забрать раненых, которые пережили февральскую ночь. Таких было немного с обеих сторон.
Русские ратники копали могилы в промёрзшей земле и туда складывали тела и ливонцев, и датчан, и своих. Над могилами молились монахи и латинянские, и православные, провожая воинов в последний путь.
Князь Довмонт и княжич Юрий подошли к телу Михаила Фёдоровича, чтобы проститься с ним, прежде чем этого богатыря предадут земле. Но новгородцы не хотели хоронить своего любимого посадника на чужбине.
– Князь, – обратился один из новгородских бояр к Юрию, – новгородцы хотят, чтобы Михаил Фёдорович уснул в Софии, как и положено ему, жизнь за славный Новгород отдавшему. Мы собрали здесь вече и приняли решение нести его домой!
– Воля народа для меня закон, – сказал наместник Новгорода Юрий Андреевич. – Михаил Фёдорович был достойным воином. Новгород много потерял, когда он пал.