Рука Риссы тут же протянулась к нему, готовая снова его схватить, так что он рванулся вперед и, вбежав в ворота, бросился к дверям большого современного здания школы.
Школа всегда была большой, но теперь казалась бесконечной. Куда бы Барни ни смотрел, конца ей не было видно. Только окна и бетонные стены, окна и бетонные стены, окна и бетонные стены…
— Котик! Котик, иди сюда! — кричала ему вслед Рисса, пытаясь его догнать.
«Отлично», — подумал Барни, воодушевленный тем, что пока все идет по плану. Ему даже нравилось это ощущение — бежать в кошачьем теле.
Впереди он увидел мальчика из старшего класса. Он знал его — неряшливый мальчик с кучей прыщей, который всегда казался ему довольно милым. Пытаясь заправить рубашку в штаны, он направлялся к двойным дверям, которые вели в главный школьный коридор.
Двери закрылись не сразу, и Барни успел проскользнуть внутрь.
Мальчик заметил, как Барни шмыгнул мимо его ног.
— О, кошка, — вяло пробормотал он, как будто это было в порядке вещей — увидеть кота, бегущего по школьному коридору в девять утра.
Барни слышал за спиной шаги Риссы по отполированному, тошнотворно пахнущему полу, но не сбавил шага и бежал вперед так решительно, как будто участвовал в Кошачьих Олимпийских играх. Лавируя между ног школьников, толкущихся в коридорах, он пробежал мимо администрации, кабинета мисс Хлыстер, учительской…
— Что это такое? — удивился кто-то.
— Что? — не понял другой.
— Мне показалось, что это был… кот.
Барни резко повернул налево, так что его даже немного занесло, промчался по пустым лабораториям, обогнул последний угол — и вот он уже почти у цели. Сзади звучали торопливые шаги Риссы.
Вот он, класс 7А. Дверь была открыта, и миссис Лаванда, самая добрая учительница во всей школе, уже была там. Она сидела за столом, обложенная тетрадками, ставила в них большие красные галочки и писала: «Очень хорошо».
В классе уже был кое-кто из ребят. Они сидели за партами и болтали. Осмотрев их ноги, Барни понял, что Гэвина еще нет. Хорошо. Плохо было только то, что его заметили.
— Смотри! — воскликнула Лотти Льюс, чавкая жвачкой. — Котик.
— Ух ты! — завопила Алия, лучшая подружка Лотти. — Какой миленький!
Лотти — пожалуй, самая хорошенькая и уж точно самая популярная девочка в школе, — наклонилась и погладила Барни по спине.
— Ты такой красавец! — сказала она, поднимая Барни с пола.
«Отлично, — подумал он. — В кои-то веки Лотти Льюис обратила на меня внимание, а я, как назло, кот».
Рисса, задыхаясь, вбежала в комнату.
— Этот кот забрался в автобус, — выпалила она. — Он уехал очень далеко от дома.
Плохо. Она по-прежнему считала его котом.
Миссис Лаванда наконец заметила, что происходит в классе.
— О боже мой. Боже мой. Боже! Чье это? Это твой, Лотти?
— Нет. Я только что его нашла.
Рисса снова объяснила, что нашла кота возле автобусной остановки. Барни тем временем изучал лицо Лотти и ее длиннющие ресницы, похожие на лепестки экзотического цветка. Она отвлеклась, и он, воспользовавшись этим, выскользнул у нее из рук и перепрыгнул на стол возле Алии.
Потом он спрыгнул на пол и побежал к своему месту. Он уже подобрался для прыжка, но не успел.
Миссис Лаванда схватила его и прижала к сиреневому свитеру, пахнущему цветами. Запах был точно такой, как в Ландышевом лесу, и Барни с болью вспомнил, как они гуляли там с родителями, когда ему было девять лет.
— Так, дети, успокойтесь, пожалуйста. Думаю, стоит рассказать об этом мисс Хлыстер.
И она понесла Барни к двери, ласково поглаживая его по голове и даже не догадываясь о том, что отправляет его прямиком в руки убийцы.
Загадочная мисс Хлыстер
Как мы уже говорили, мисс Хлыстер была самой жуткой директрисой во всем Блэнфордшире. От одного звука ее имени температура воздуха падала до нескольких градусов ниже нуля. Но самым странным было то, что никто толком ничего про нее не знал.
Конечно, все знали, как она выглядит.
Все знали, что она тощая и очень высокая. Скелет, обтянутый кожей, с очками на кончике носа. Благодаря своему росту она всегда смотрела на людей сверху вниз.
Все также знали, что она немолода. Честно говоря, на вид ей было лет двести. Но это, конечно, было не так. Просто ей тяжело пришлось в жизни. (Если вы еще не знаете, несчастные люди стареют гораздо быстрее счастливых. От унылых мыслей голова человека очень скоро становится похожей на маринованный грецкий орех.)
Конечно, время от времени она улыбалась. Родителям. Школьным кураторам. Впрочем, ей это было не по душе — улыбаться. Но что поделаешь, время от времени приходилось это делать, чтобы не потерять работу.
Известно было, что она приезжает в школу на блестящей серебряной машине, которую купила несколько месяцев назад. Но никто не знал, где она живет. Она никогда не приглашала к себе гостей — впрочем, если бы она и позвала кого-то, приглашенный наверняка нашел бы какую-нибудь отговорку.
Судя по всему, до того, как Барни перевелся в эту школу, мисс Хлыстер была довольно доброй и заботливой учительницей. В то время она была простым заместителем директора. Она никогда не повышала голоса без крайней необходимости и еще не приобрела привычку смотреть на вас так, как будто вы — грязное пятно, от которого нужно срочно избавиться, — а именно так она теперь смотрела на учеников своей школы.
Но через несколько дней после назначения ее на должность директора она резко переменилась. Стала вдруг очень злой — это все заметили.
Никто не понимал, откуда взялась эта злоба. Поговаривали, что это как-то связано с тем, что она теперь начальница.
В общем, как видите, мисс Хлыстер была для всех загадкой. В том числе и для миссис Лаванды, которая как раз подошла к двери ее кабинета с котом в руках.
Она постучалась. Подождала немного, тревожно поеживаясь. Как и все остальные, она побаивалась свою начальницу. Прошлой ночью, например, она проснулась в холодном потому: ей приснилось, что мисс Хлыстер вызвала ее к себе в кабинет, чтобы расставлять галочки в тетрадках с домашними заданиями.
— Давайте-ка поставим отметки на вас! — сказала она во сне и высыпала откуда-то целую стаю блох, с которыми бедная миссис Лаванда отчаянно боролась, лежа на полу.
Страшно было не только ей. Барни тоже обмирал от ужаса. Нужно признать, что он никогда не испытывал особого удовольствия, приближаясь к кабинету мисс Хлыстер, но сейчас ему было плохо как никогда. Шерсть на нем встала дыбом, усы вздрагивали, предсказывая что-то недоброе.