Глава четвертая
Принцип неопределенности
Пушкин сиял. Рядом с ним сидела тихая скромная девушка. Угадайте, как ее звали.
— Натали, — с гордостью представлял Пушкин. — Та самая!
Девушка бледнела и приклеивалась взглядом к полу.
— Знаешь, был такой случай, — с ехидной улыбочкой начал Стив. — Парень в нашей школе познакомился с девушкой. Звали ее Наташа. А его как раз Шурик. Стихи еще писал.
— Да пошел ты! — потемнел лицом Пушкин. — За такие шуточки, знаешь, что бывает?
— Знаю. Гроб и похоронная музыка.
Ежик всепонимающе щурился. Даже ему смотреть на увлеченного Пушкина было забавно.
— Давно вы знакомы? — бесцеремонно просил он, проходя мимо Евы. Не замечая, головы не поворачивая, не здороваясь.
— Вечность! — Пушкин осклабился. Зубы у него были мелкие и щербатые.
— Тогда это надолго, — хмыкнул Антон.
Стив изобразил на губах похоронный марш.
— Отвяли! Оба! — рявкнул Пушкин и схватил Натали за руку.
— И пусть у гробового входа, — провыл Ежик, отбегая подальше к комнатам, — младая будет жизнь играть…
— Заткнись! — рванул по коридору Пушкин, но споткнулся о выходящего Ра.
— И равнодушная природа! Ой!
— Пушкин? — Ра не удержал равновесия и растянулся вдоль плинтуса.
— Пушкин, Пушкин, — прошипел Стив, сгибаясь от смеха.
— Это классика! Она бессмертна! — орал из комнаты Ежик между глухими звуками — Пушкин пытался отомстить за шутку.
— Ай!
Квартира дрогнула от очередного падения. В коридор выбрался Антон.
— И пал поэт, невольник чести… — тяжело отдуваясь, пробормотал он.
— И… равнодушная… природа… — сквозь приступы смеха икал Стив.
— Саша? — Натали одарила всех испуганным взглядом и убежала спасать Пушкина. — Саша!
Ева готова была и дальше смотреть этот спектакль, но тут перед ней встал Ра. Или не Ра?
— Ева! — все-таки Ра радостно распахнул объятия. — Сколько не виделись!
— Столько не живут! — она увернулась от жизнерадостного бога.
Мельком глянула на Ежика. Стоит, ухмыляется. Глаз хитрый. Когда Ева вошла, коротко кивнул. Приблизиться не дал, сразу сделал шаг назад, руку поднял. Про объятия с поцелуями и говорить нечего. Может, подарить все это Ра? Терять уже нечего.
— Хорошо выглядишь! — доверительно сообщил Ра. — А я о тебе думал.
— Врет! — раздался недовольный голос из другой комнаты. — Он думал о газовом паяльнике. И немножко про адаптер К-лайн.
Ева покосилась на Ежика. Стоит. Не уходит.
— Ребята! — Ра пропустил это замечание мимо ушей. — Смотрите! Это Ева!
Антон тут же забылся, потому что на Еву посмотрело три пары совершенно одинаковых глаз. Ра и еще две его копии. Как там говорил Пушкин, три египетских бога… Близнецы. Невероятно!
— И не подумай, что у тебя, мать, троится в глазах, — выпрямился после долгого смеха Стив. — Хотя боги могут и не такое. А вы, — повернулся он к божественным братьям, — осторожней. Это все-таки Ева.
Антон демонстративно хохотнул, уходя вглубь квартиры.
— Это мои братья. — Ра был искренне рад чему-то. Наверное, дню рождения Пушкина. — Птаха ты уже знаешь. А это Гор.
Они все же отличались друг от друга. Птах был чуть шире лицом. У Гора — нос с горбинкой. А Ра… Ра просто был и улыбался, показывая все свои зубы.
— Красивая, — уронил Гор, глянул на братьев и рассмеялся.
— Богиня! — фыркнул Птах.
Ра побледнел.
— Они мне уже стул сломали, — пожаловался выбравшийся из комнаты Пушкин. — Если каждый сломает по стулу, то сидеть будем на полу. И есть тоже на полу. Чего-то у тебя глаза желтые, заболеваешь?
— Чем? — С Пушкиным всегда надо было держать ухо востро, но тут Ева пропустила удар.
— Желтухой. Слышала о такой? Билирубин в крови повышенный, вот и желтеешь. Ты сходи проверься.
— Куда?
— В морг, подруга, в морг. — Пушкин поднырнул холодной рукой ей под локоть. — Как тебе Наташка?
— Ничего так. — Ева дернулась. Не хватало еще, чтобы ее Пушкин за руки хватал. В такие моменты обычно и появляется Антон.
— А чего вы с Тохой — поссорились?
— С чего ты взял? — Ева сама не поняла, почему стала отнекиваться. Но в любом случае обсуждать с Пушкиным ничего не хотелось. Так можно было стать героем еще одной байки.
— Он сильно удивился, когда я сказал, что тебя тоже пригласил.
— Как будто ты меня не можешь пригласить?
Пушкин вдруг важно напыжился, подбоченился. Бросил быстрый взгляд через плечо.
— Он умеет громко кричать. Чего, говорит, всяких-разных звать. Но я его послал. Потому что ты мне друг! Ага?
— Ну да. — От такого комплимента Ева растерялась. Еще неизвестно, хорошо ли быть другом Пушкина. — А что кричал?
— Говорил, ты дура. Связалась с каким-то хмырем. Что, правда? Ты с другим встречаешься?
— Совсем что ли? — Ева отпихнула от себя Пушкина. — Вы тут будете придумывать, а я виновата.
— Вот и я о том же, — грустно согласился Пушкин. Грустил он недолго, взгляд его снова стал хитрым. — Хотя, знаешь, нас еще классики предупреждали: ни в чем нельзя быть уверенным. Смотри, Тамара у Лермонтова во сне встречалась с демоном. И все вокруг ни слухом, ни духом. Так что ты бди. Змеи там всякие. Деревья с яблоками.
В коридоре появился Антон. Пожелание «бдить» он услышал.
— Иди ты со своими советами, — коротко отозвалась Ева.
Антон презрительно дернул губами и ушел обратно в зал.
— Пойду! — вздохнул Пушкин. — А то я Наташеньку давно не видел!
Ева смотрела на дверь. Чего Антон ходит? Чего ищет? Почему молчит?
В зале накрыли стол, возле него суетилась невысокая полная женщина. Антон сидел рядом с плошкой салата и деловито перекладывал оливье на тарелку.
Захотелось уйти. Что он, в самом деле, себе позволяет? Не было сказано ничего такого, чтобы он обижался.
— Как там Ираклий поживает? — прошамкал Антон — он уже успел сунуть в рот ложку салата.
— А как там твои стрелялки? Остались еще враги у лорда?
Ответ получился неубедительный. Ева смутилась и убежала на кухню.
— Ева! — обрадовался Ра, вскакивая. Жизнерадостный он какой-то сегодня. — Проходи к нам!
Под «мы» подразумевался тщедушный, слегка сутуловатый парнишка с оттопыренными ушами. Он сидел на низенькой табуретке и являл собой слегка уменьшенную копию виновника торжества.