— Чего тут думать? — Ткаченко перехватил у Юли кружку. — Ругаются!
Петро оказался прав. Обнаружив, что Юля ушла с Ткаченко, Инвер страшно разозлился. Он сам хотел пойти с Бочарниковой. Или — вообще вместо нее. Всю ночь не спал, прислушивался к разговорам в палатке девчонок — Федина вернулась, и теперь под оранжевым тентом опять стало тесно, там долго не спали, вяло переругивались. Девчонки говорили обо всем, но только не о завтрашней вылазке. Харина, еще недавно возмущавшаяся очередной бредовой идеей подруги, почему-то замолчала, и Мустафаев в тайне понадеялся, что от плана отказались. Что утром Палыч сам решит, что делать. И, скорее всего, никто никуда не пойдет. А если уж и пойдут, то явно не Юлька. Нечего этой городской по лесу шастать, тайга не любит новичков. Она останется в лагере. Это пускай Ткаченко ломает ноги на камнях.
Но они ушли вдвоем, Инвер даже не заметил, как они договорились, и теперь вымещал на окружающих свое раздражение. Особенно досталось оставшейся одной Ирке.
— Ну, чего сидишь! Иди за дровами! — налетал он на нее. — Ты чего принесла? — кричал он, стоило Ире вернуться. — Не можешь дров собрать, хоть за водой сходи! Чего набрала? — орал он, когда Ира только еще шла от реки. — Не видишь, котелок грязный, чаинки плавают. — И вода с шумом вылилась в ближайшие кусты.
— Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие! — Сережка вырвал у Мустафаева из рук котелок и сам пошел к реке.
Расстроенная Ирка шмыгнула носом, забралась в палатку и решила не выходить оттуда до возвращения Бочарниковой. Ну, или хотя бы до завтрака.
Олег Павлович выбрался из палатки на солнышко, тяжело вздохнул, оглядывая разоренный лагерь — миски и кружки со вчерашнего дня валялись вокруг костра вперемежку с пустыми консервными банками, пакетом из-под риса, не убранными на ночь сухарями. Ночные алтайские жители нашли чем здесь поживиться.
— Их надо вернуть! — Инвер сел рядом с руководителем, отпихнул подвернувшийся под ногу сухарь. — Пустите меня, догоню в два счета.
— В два счета не надо, — покачал головой Олег Павлович. — Завтракай, ищи себе пару и поднимайся на перевал. Там должна появиться сотовая связь.
— Позвоним, чтобы они вернулись? — с готовностью закивал Инвер.
Олег Павлович снова поморщился, похлопал себя по карманам, словно искал что-то.
— Если они дойдут до Чибита, то телефоны у них заработают только вечером. А если не дойдут, то будем искать их завтра. Сейчас они вне зоны доступа.
— Я догоню, — подался вперед Мустафаев.
— Нет. Завтракай, иди на перевал. — Олег Павлович поддел палочкой открытую консервную банку и пододвинул ее ближе к огню. — Зарядка в твоем телефоне есть? — Инвер закивал, вспоминая, где сейчас может лежать его мобильник. Что бы ни говорил Палыч, первый звонок он все равно собирался сделать Ткаченко. Он его достанет и без связи…
— Не ловит, — Петро протер экран сотового телефона, надеясь убрать сообщение «Поиск сети». В ответ мобильный выдал сообщение, что аккумулятор почти сел. Это было плохо. К вечеру сотовый сдохнет.
Юля спрятала обертку от шоколадки в рюкзак. Ее телефон тоже молчал, и она его благоразумно выключила. Зарядку надо было беречь.
Ткаченко подтянул к себе кроссовки, с тоской заглянул в их черное нутро.
— Держи! — Юля уже вскинула рюкзак на плечи, поэтому получилось, что носки она отдала по ходу, между делом, как само собой разумеющееся.
— О! Хорошая вещь! — Петро повертел в руках подношение. — Мишка такие в первый вечер на костре сжег. Типа, сушил. — Он не стал ни отказываться для приличия, ни выделываться, а по-деловому сразу натянул их на ноги, втиснулся в кроссовки. И только потом, как бы вспомнив о чем-то, добавил: — Спасибо.
— Пожалуйста, — прошептала Юля, стремительно шагая вперед. Теперь она жалела, что так поступила. Это был слишком очевидный поступок, а ведь еще час назад она убедила себя, что никакой любви нет, что они просто идут вместе и уже завтра все это забудется. Ведь Петро никак не показывает, что она ему хоть немного нравится. Говорит с ней так же, как с Иркой, с Настей или Ольгой. И это так… несправедливо, так обидно.
Они шли и шли по тропе, она услужливо выводила их к бревнам, перекинутым через речки, к удобным переправам. Заблудиться здесь было невозможно. Хорошо утоптанная дорожка не терялась в кустах, не пряталась в непроходимых зарослях и не обрывалась в траве. Она бежала и бежала вперед, рождая уверенность, что когда-нибудь ей наступит конец, что, превратившись в широкую дорогу, она приведет их к поселку, где будут люди.
Постепенно лес начинал редеть, появились колючие кусты акации, Петро все чаще стал смотреть вниз вправо и прислушиваться, а потом и вовсе сошел с тропы.
— Ты куда? — перепугалась Юля. С дорожкой было так надежно, а акация была такая колючая, что даже сомнений возникнуть не могло, куда идти.
— Срежем. — Ткаченко уверенно махнул рукой куда-то вниз. — Если пойдем кругом, будет километров десять, а по прямой через Чуйский мост через час будем на месте.
— Откуда ты знаешь, что там есть мост? — Юля с тревогой вглядывалась в акацию.
— Мы обратно должны были через него идти. — Петро смело продирался через колючки. — Говорят, алтайцы за него даже деньги берут. Никому не хочется идти кругом, а за удобную дорогу надо платить.
— Но у нас нечем платить. — В горах о таких мелочах, как деньги, быстро забывалось. Здесь не за что было платить, палатки с семечками по тайге не стояли.
— Разберемся! — Ткаченко с хрустом ломился сквозь кусты.
Юля перехватила удобней лямки рюкзака. И почему она раньше считала, что с Петро идти надежней? Ему вон макушку напекло, он через бурелом пошел, а ей что теперь делать? Даже если они дойдут до моста, их без денег через него не пустят.
Но Ткаченко ушел вперед, спорить было не с кем, и Юле пришлось подчиниться. Она осторожно шла среди кустов, стараясь поменьше цепляться за колючки, отводила ветки руками. В воздухе стояло змеиное шипение — так странно здесь стрекотали кузнечики. Отпрыгивая в сторону, кузнечик открывал между задними лапками бордовый плащик, надеясь отпугнуть слишком больших и слишком непонятных существ, появившихся на его территории. Наверное, это все-таки был не кузнечик, а саранча.
В охоте за кузнечиками Юля не сразу заметила, как они вышли на заимку. Большой развалившийся деревянный дом, выцветшее от дождей и солнца сено, загончик для животных. Отсюда стала хорошо видна широкая, мутная, бурная река. Она с силой напирала на берег, взбрасывала в небо недовольные брызги, с яростью бурлила на перекатах. Юля с нетерпением ждала, когда же появится мост, потому что мощь воды пугала ее. И вообще, пора было уже куда-нибудь прийти, а то они все шли и шли, и конца их дороги видно не было.
Акации кончились, густой перелесок ненадолго приглушил ревущую реку, но только для того, чтобы обрушить на них все эти звуки, как только они вышли из-за деревьев.