Тут началось самое интересное. Тётя Поля протянула Серёже руку:
— Здравствуй, Серёженька! Серёжа покраснел, как варёный рак.
— Здравствуйте, тётя Поля.
— Постойте, как это — здравствуйте? — говорит Серёжина мама. — Разве вы сегодня не виделись?
— Где же мы могли видеться? — удивилась тётя Поля.
— Как — где? В Шишигине.
— Да я уж три дня, как не была в Шишигине. Я в колхозе работала, в Тарасовке.
— А вы где же были? — спросила Серёжина мама.
— Мы — в Шишигине, — говорит Серёжа.
— Так дом-то ведь был закрыт.
— А зачем нам дом? Мы в шалаше жили.
— В каком шалаше?
— Ну, построили из веток шалаш и жили.
— Ах, вот как! Кто же вам разрешил в шалаше жить? Разве вы не могли домой вернуться?
Тут заговорили все сразу — и моя мама, и Павлика, и Серёжина, — и я даже не знаю, что было дальше, потому что моя мама сказала:
— Так вот как ты слушаешься свою мать! Пойдём-ка, голубчик, домой! Я тебе покажу, как жить в шалаше без спросу!
Пришлось мне весь вечер просидеть дома и слушать упрёки. Даже на пчёл не удалось полюбоваться.
11 июня
Вот какая беда случилась сегодня. Утром я зашёл к Павлику, и мы вместе пошли к Серёже. Серёжа ещё спал. Мы разбудили его. Он проснулся нехотя и стал ворчать на нас, потому что ему снился какой-то интересный сон и ему хотелось досмотреть его.
— Ладно, — говорим, — потом досмотришь. Надо вставать да пчёл сажать в улей.
Серёжа говорит:
— Вы пойдите скажите ребятам, что мы уже достали пчёл, а я пока оденусь.
— А где же ловушка? — спрашиваем мы.
— Ловушка там, на балконе. Я её вчера вечером поставил на балкон, чтоб пчёлам не было в комнате душно.
Мы вышли на балкон. Смотрим… Батюшки, что творится! Дверца ловушки открыта, пчёлы из неё вылетают и разлетаются в разные стороны.
— Ах ты чучело! — закричал на Серёжу Павлик. — Спит себе, а тут пчёлы удрали!
Серёжа выскочил на балкон.
— Что же вы смотрите? — закричал он. — Пчёлы разлетаются, а они смотрят!
Он подбежал к ловушке и закрыл поскорей дверцу.
— Чего ты кричишь? — говорит Павлик. — Будто мы виноваты! Ты сам оставил ловушку открытой.
— Как это я вчера не заметил, что дверца открыта? — говорит Серёжа. — Почему же она открылась?
— Разиня! — говорю я.
— А я виноват? Это всё тётя Поля! Мне тут из-за неё головомойка была. Совсем не до пчёл было.
— Ну вот! А теперь там небось ни одной пчелы не осталось, — сказал Павлик. — Наверно, все разлетелись.
— Может быть, хоть немного осталось, — говорит Серёжа. — Надо посмотреть.
Я поскорей открыл крышку ловушки, и мы втроём стали заглядывать в неё. В ловушке оказалось ещё много пчёл. Они начали вылезать вверх. Павлик стал махать на них рукой, чтоб они залезли обратно. Одна пчела вылетела и села мне на руку. Я испугался, уронил крышку и стал трясти рукой, чтоб сбросить пчелу, а она как ужалит меня! Я как заору, как хлопну пчелу рукой и раздавил. Тут остальные пчёлы загудели, начали вылетать из ловушки и жалить нас. Павлик испугался — и бегом в комнату. Серёжа за ним. Одна пчела ужалила меня в шею, другая вцепилась в волосы. Я тоже побежал в комнату и принялся вытаскивать пчелу из волос, но она всё-таки успела меня ужалить в голову. Павлика две пчелы ужалили в шею и одна в губу. Серёжу одна пчела ужалила в нос, а другая в затылок.
Мы побежали на кухню и стали мочить укусы под краном. Боль жгла, как калёным железом. Мы принялись вытаскивать друг у друга пчелиные жала. Возились, возились, насилу вытащили, но боль всё-таки не проходила.
— Это всё ты виноват! — кричал Серёжа на Павлика, — Размахался тут руками! Пчёлы не любят, когда на них руками машут.
— А ты потише кричи! — говорит Павлик. — Разве тебя одного ужалили? Меня тоже небось ужалили, да ещё в губу!
— А меня в нос ужалили. Знаешь, как больно!
— Подумаешь, в нос! Что тебе носом делать? А мне губой разговаривать надо.
— Можешь не разговаривать.
Они надулись и перестали спорить.
Мы долго молча сидели на кухне, мочили в воде платки и прикладывали их к укусам.
— А ловушка открыта! — сказал вдруг Серёжа. Мы побежали в комнату и стали заглядывать на балкон. Ловушка была открыта. Над ней кружилось несколько пчёл, но скоро они улетели прочь. Мы вышли на балкон и заглянули в ловушку. Внутри было пусто.
— Все разлетелись! — сказал Серёжа.
— А может быть, они ещё прилетят обратно? — говорю я.
— Дожидайся! — ответил с досадой Павлик. В это время на улице показались Толя и Юра. Они увидели нас на балконе и закричали:
— Эй! Вы уже вернулись?
— Вернулись.
— С пчёлами или без пчёл?
— С пчёлами.
Они быстро поднялись к нам:
— Где же пчёлы?
— А их уже нет, — говорим. — Улетели.
— Куда улетели?
— Ну, «куда», «куда»! — рассердился Павлик. — Будто они нам сказали куда!
— Чего же ты сердишься? Разве нельзя рассказать спокойно!
Мы стали рассказывать про всё, что случилось: и как достали пчёл у дедушки, и как они улетели.
— Может быть, удастся достать ещё у этого дедушки? — говорит Юра.
— Что ты! — говорим мы. — И просить больше не станем. Он нам дал, а мы уберечь даже не сумели. Не даст он нам больше.
— Что ж делать?
— Подождём. Может быть, прилетят обратно.
Стали мы ждать.
Юра и Толя сидели, сидели, потом им надоело. Они ушли и рассказали всем ребятам о том, что случилось.
Ребята один за другим приходили и расспрашивали нас. Нам даже надоело рассказывать каждому. У Серёжи нос красный, как клюква, и распух на одну сторону. У Павлика раздулась губа так, что он сам на себя не похож. А у меня на голове вскочила шишка, и шея тоже распухла.
Мы прождали до обеда, но ни одна пчела не вернулась обратно.
— Наверно, они улетели к себе домой, на пасеку к дедушке, — сказал Серёжа.
— Скатертью дорожка! — говорит Павлик. — Если бы они и прилетели обратно, я всё равно не стал бы с ними возиться.
— А я, думаешь, стал бы? — говорит Серёжа, — Очень мне нужно, чтоб они меня жалили! Я говорю:
— По-моему, это дело неинтересное: с ними возишься, возишься, а они тебя изжалят и улетят. Тут прибежал Юра и закричал: