Партизанка Лара - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Надеждина cтр.№ 24

Деревенские говорили, что Санька совестливый и памятливый: бабушка вылечила его от золотухи – вот он теперь и печется о ней.

Только это было не совсем так. Про золотуху Санька давно забыл, но про Лару не забыл. Он считал, что, помогая бабушке, помогает партизанской семье.

Он не верил, что Лару отправили в Германию. Такая не дастся! Она солдатам руки перекусает, из вагона выпрыгнет, речку переплывет! Ее не заставишь служить немецкой фрау. Лариска – у партизан. За озером Язно.

Окончательно уверился в этом Санька после Троицына дня.

Кто пустил этот слух, пальцем не укажешь, а подхватили все. Говорили, что печеневские девчонки никуда не уехали и ходят по деревням. Будто бы Раю видели в Шолохове, а Лару и Фросю – в церкви в Неведро. Говорили об этом прямо на улице, и Санька заметил, что Раиной и Фросиной матерям очень неприятен этот разговор.

– Ну что вы брешете, бабы, ведь сами-то не видели! Уж хоть бы бабушке эти басни не пересказывали. Она, что дите малое, начнет повторять при немцах, и потащат старуху на допрос…

И тут Санька подумал, что матери сами все знают, но скрывают от бабушки – боятся, что она не сумеет сохранить тайну.

Что ж? Пожалуй, они правы. Теперь немцы стояли в самом Печеневе. Санька не раз видел, как по улице, заложив руки за спину, проходит низколобый рябой солдат. Деревенские дали ему кличку Палач. Говорили, он избивает людей на допросах. Что, если Палач начнет выпытывать у бабушки, где ее внучка? Нет, уж лучше бабушке ничего не знать…

Обычно Санька навещал бабушку вечером. Утром он рыскал по лесу, собирая грибы и ягоды, а днем продавал их на тимоновском рынке, подмешивая к хорошим грибам поганки. Свои, деревенские, разберутся, они в грибах толк знают, а для поганых гитлеровцев и поганки хороши.

В этот день Саньке не везло. Народу на рынке было немного, и грибов никто не покупал. Мальчик нашел только одну, по его мнению, солидную покупательницу: это была рослая чернобровая женщина с родинкой на левой щеке.

Положив наверх самые лучшие грибы, мальчик подошел ближе, держа у груди корзинку. Но женщина не обратила внимания на Санькин товар: она была занята разговором со старушкой, продававшей лук.

– Дорого просишь, а лук твой щуплый!

– Не греши, хозяйка! Лук, как мед, – сладкий и налитой. Так где ж, говоришь, этих девчонок поймали?

– В Козодоях патруль задержал. Трое их было: две беленькие, третья чернявая. Замкнул их патруль на ночь в сарай, а крыша-то была соломенная. Ночью они расшебаршили крышу и в дырку ушли. Теперь немцы их ищут.

– Да небось это побирушки были, а не партизанки!

– Как же не партизанки! Они листовки покидали, а в тех листовках написано, что Гитлеру скоро…

Женщина оглянулась и увидела рядом с собой Саньку, застывшего с разинутым ртом. Из накренившейся корзинки на землю сыпались грибы.

– Чего, мальчик, зеваешь? Все поганки свои порассыпал…

– Там есть и хорошие, – пробормотал Санька, – вы их себе, тетя, возьмите, а я побежал. Тетя, спасибо!..

Это была поважнее услуга, чем принести бабушке хворост. Он мог предупредить о беде. Он все расскажет Анне Федоровне, Раиной маме, пусть она уведет в лес бабушку, а уж там он позаботится о ней.

Мальчик летел в Печенево как на крыльях, и все же он опоздал.

В доме у Анны Федоровны плакали дети. Трое на печке, Оля за занавеской, а маленький Павлик выполз навстречу Саньке из-под стола.

– К нам П-палач п-приходил, – заикаясь от страха, сказал Павлик.

Оля, всхлипывая, вытерла нос занавеской.

– Палач нашу мамку забрал. И тетю Галю. И Ларину бабку. Всех позабрали в штаб.

Кто пустит в штаб мальчишку, деревенского оборвыша? Но напротив штаба был огород, засаженный картошкой. Санька залез туда и затаился в борозде.

Он смотрел на пустое штабное крыльцо, на закрытые наглухо окна и думал о рябом, низколобом солдате. От этих мыслей у мальчика начало ломить спину, точно и по ней прошлась плеть Палача.

Стал накрапывать дождь. По стеклам стекали капли, словно окна плакали.

Дверь штаба отворилась, и двое солдат что-то вытащили на крыльцо. Сперва Санька подумал – тюк, но потом разглядел, что тащат человека и у этого человека седые волосы, выбившиеся из-под платка.

– Бабушка! – задохнулся Санька.

Сбросив свою ношу на траву, солдаты вернулись в штаб. Бабушка лежала неподвижно. Убили ее или она была еще жива?

Пока мальчик раздумывал, как к ней пробраться, чтобы по дороге не остановил часовой, на улице показался человек. Санька терпеть не мог печеневского старосту, но сейчас был просто-таки ему рад. Старосту не остановят, он и поможет бабушке, ведь это его мать.

Бабушка жива, бабушка просит о помощи – вот она зашевелилась, царапает землю руками, а не может встать.

Но печеневский староста притворился, что ничего этого не видит. Потупив глаза, он торопливо прошел мимо.

Слышал ли он мальчишеское ругательство, которое понеслось ему вслед?

Выждав, чтоб часовой повернулся к нему спиной, мальчик выскочил на улицу. Но его опередили две женщины. Они тяжело спустились со штабного крыльца, подняли бабушку и под руки повели с собой.

Санька догнал их и, громко шмыгая носом, пошел рядом.

– Тетя Нюра! Тетя Галя! Вас насовсем отпустили?

– А что с нас взять? Мы ничего не знаем. Да если бы и знали, разве скажет мать на свое дите?

– Они вас били?

– Всыпали нам плетей. И на бабушку Палач замахнулся, только она со страху сомлела. Вот офицер и велел: «Уберите эту падаль за дверь».

– Это они будут падаль, – скрипнул зубами Санька. – Партизаны им отомстят!

– А ты болтай меньше. Иди-ка домой, Саня! Мы бабушку спать уложим и подле нее посидим.

… Сидя возле бабушкиной постели, Галина Ивановна чутко прислушивалась к шуму дождя. Про себя она твердо решила, что в эту же ночь, захватив своих младшеньких, уйдет к партизанам. Муж у нее коммунист, а теперь немцы знают, что дочка ее партизанка, – оставаться в деревне ей больше нельзя.

Вроде и дождь кончился. Самое время идти.

– Кажется, заснула. – Галина Ивановна встала с лавки. – Ты еще побудь с ней, Нюра. А мне пора.

– Я не сплю. – Бабушка с усилием открыла глаза. – И куда ты, Галя, уходишь, знаю. Когда моя Ларушка уходила с подружками в партизаны, я тоже все знала и тоже не спала. Да не сказалась. Зачем, думаю, голубку мою расстраивать, силы перед дорогой у ней отнимать…

Опустив глаза, стояли женщины перед бабушкиной постелью. Они боялись, что бабушка не сумеет сохранить тайну, а она хранила эту тайну с самого первого дня.

Галина Ивановна наклонилась, и бабушка, словно благословляя, положила на ее голову свою худую руку: