– Пусть послоняется – воскресенье, – заметил папа.
– Расстроенная пришла, – вздохнула мама. Некуда было деваться от голосов, проникающих сквозь стенку.
– Я не пользовалась успехом в школьные годы, – заявила мама громко. Наверное, хотела, чтобы Таня слышала. Так мама хотела Таню утешить. – Не пользовалась, обманывать не стану. А потом вдруг похорошела. На меня многие обращали внимание.
Папа громко, со вкусом зевнул.
– Все хорошеют. И Таня похорошеет, – сказал он сквозь зевок.
Это он хотел утешить Таню.
Вот и дома поняли, что Тане плохо.
Она больше не могла оставаться в комнате. Тихо вышла на лестницу, бесшумно прикрыла дверь.
«Похорошеет», – говорят они. А теперь она, значит, некрасивая? Но совсем недавно лучший мальчик в классе смотрел на неё так, что она чувствовала себя красивой, очень красивой. Похорошеет. Когда? Через сто лет? Нет, она не хочет хорошеть. Не нужны ей друзья, которые могут изменять. Не нужны подруги, которые могут предавать. Не нужны ни Максим, ни дни рождения – ничего ей не нужно.
Они ещё пожалеют
Во дворе темнеет, а в небе ещё много света – весной свет уходит медленно.
Таня садится на скамейку около качелей, подкладывает под себя ладони, сидит и молчит. Странные мысли приходят в голову этой девочке.
Почему так? Она Максиму не нужна. А нужна ему та, которая вполне может без него обойтись. Разве это справедливо?
На Таню давит большая тяжесть.
Ей всего одиннадцать лет, но возраст ничего не смягчает. Жёстко, тяжело и безвыходно. Самое страшное слово – «безвыходно». Нечего больше ждать, не на что надеяться.
И тут вдруг приходит мысль: хорошо бы сейчас умереть. Вот был бы выход. Всё бы исчезло – Максим с его виноватой улыбкой. Людка в беленьких гольфах с кисточками. Оля и Оксана с их перешёптываниями. Все они тогда сразу бы поняли, какая Таня была замечательная подруга. И какие они были глупые, что не любили её. Где наша Таня? Куда она девалась? Нам так недостаёт её. А вот, мои дорогие. Надо было раньше думать. Они бы все о ней заплакали. И он, Максим, тогда бы понял, какого человека он не ценил. Мысли Тани становятся всё более горькими. Ну как Максим поступил? Судьба предложила ему прекрасного друга, верного и преданного на всю жизнь. А он пошёл за Людкой – двоечницей и вообще глупой. Она, эта Людка, даже списывает всегда с ошибками. Списать из чужой тетради толково и то не может, совсем куриные мозги у этой Людки.
Прекрасные женщины умирали за любовь. Недавно Таня видела по телевизору фильм «Анна Каренина». Вот это была любовь. Она его любила, а он её не понял. И тогда она приняла решение – больше не жить на этом свете. И кинулась под поезд. «Туда, на самую середину!» – как прекрасно и страшно она кричала.
Далеко, в соседнем дворе, засмеялась женщина. А может быть, это из парка слышно. Там, на пруду, уже катаются на лодках.
Представила себе чёрную воду, огни, берег, где пробилась уже молодая травка. А волны на пруду, как на море. Правда, не всегда, а только когда сильный ветер. Сегодня ветра нет. Значит, и волн нет. А есть тихая, чёрная глубокая вода. Вот что там есть. Таня зябко ёжится, Таня представляет себе чёрный пруд.
Вдруг за деревьями в другом конце двора Таня слышит тонкий голос:
– Максим! Ну где же ты? Здесь темно, я знаешь как боюсь! Дай мне руку.
Максим не сразу отвечает:
– Чего бояться-то? Там же никого нет. Бояка ты, Людка.
– Я? Не выдумывай, Максим. Я никогда ничего не боюсь. Я пошутила. Ты что, шуток не понимаешь? Я самая смелая из всех девчонок.
Людка заливается своим тоненьким смехом. И всё, всё это нарочно, неискренне, притворно. Таня видит Людку насквозь. А что в этом толку? Таня-то видит, а Максим не видит.
Таня сердито встряхивает головой. Ещё глупости – будет она топиться. Фигушки! Из-за кого?! Из-за Людки. Этого только не хватало. Людка будет хихикать тоненьким смехом и таскать за собой Максима, а Таня будет лежать на дне холодного пруда синим трупом? Ещё чего! Нет уж, Таня ещё поживёт. А Людка пусть сама топится, если ей надо. Наплевать на неё, на эту Людку. Таня лучше сделает великое открытие в математике. Или изобретёт какое-нибудь лекарство от всех на свете болезней. Или построит самый быстрый самолёт. Все прямо ахнут. Максим прибежит и скажет:
«Таня, Таня, прости меня. Я был дураком набитым. Ну что я нашёл в этой Людке? Она двоечница, она хитрая, она неискренняя».
А Таня?
Таня ответит очень спокойно:
«Не надо так волноваться. Теперь уже, к сожалению, поздно. У меня трое детей и прекрасный муж. Прошлое вернуть нельзя».
Максим тяжело вздохнёт, посмотрит на Таню долгим взглядом.
«Иди, Максим, иди», – скажет Таня.
Он уйдёт.
И всю жизнь будет грызть себя за своё легкомыслие. Но вернуть прошлое не сможет никто. Даже Максим…
Тане становится немного легче. Звёзды бледно светят в небе. Воздух пахнет тополями. Таня идёт по лужам, разбрызгивая воду в разные стороны.
Я вижу Таню издалека. Мне хочется перейти улицу, поговорить с ней. Может быть, утешить. Хочется сказать ей о том, что любить – всегда радость. Даже если любовь приносит печаль и горе. Без любви жизнь пустая, а человеку обязательно нужна полная, богатая жизнь. Человек, который способен полюбить, – всегда счастливый. И обязательно придёт тот, кто поймет её. И пусть она не грустит.
Всё это и ещё многое мне хотелось бы сказать ей. Но я отхожу в сторону. Сейчас ей лучше никого не слушать, а послушать себя.
Таня смотрит на бледные московские звёзды. Они, я думаю, скажут ей всё, что надо.
Всё-таки она пришла
Через неделю в моей квартире раздаётся звонок.
Я открываю дверь и вижу девочку. Светлые волосы, прозрачные серые глаза, тёмные брови – очень знакомое лицо. Она улыбается немного неуверенно. Так улыбаются люди, когда сомневаются, что их узнали.
А я вспоминаю её сразу. Мне даже кажется, что весь этот год я не забывала о ней, об этой девочке. Но это, конечно, только кажется: год был полон разными важными событиями и заботами.
– Меня зовут Тамара, – тихо говорит она.
– А я думала – Эсмеральда, – отвечаю я.
Изысканное имя Эсмеральда звучит сегодня как пароль. У неё сразу исчезают сомнения. Она смеётся.
Конечно, я всё помню – разве можно забыть такую историю?
Тамара сидит в моей кухне. А мне даже не верится, что это она. Сидит спокойно за столом, ест пастилу. Всё кажется, что сейчас она сбежит, исчезнет, растворится в толпе большого города. Такая уж это девчонка. Тамара. Вот она сидит. Нет, не убежит. Зачем бы она пришла ко мне сама, если бы собиралась убежать.