Формула первой любви - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Лубенец cтр.№ 18

— Ну? И про кого же ты думаешь? — нахмурился Степа.

Прохорова переложила в другую руку свою огнедышащую пробирку, поправила челку над бровями и, еще более презрительно глядя на Карпуховича, произнесла по слогам:

— На Дро-бы-ше-ву! Разве не так?

Хотя это было точно так, но Степа не мог позволить, чтобы какая-то Прохорова его так быстро разгадала.

— Вовсе и не… Дробышевой… — вынужден был сказать он, чтобы оказаться оригинальным.

— Ну… ведь и не Павловой же? Тут вообще неизвестно, кто тебе сильнее накостыляет: Исмаилов или Кондратюк.

— Ну, конечно, не Павловой, — радостно согласился Степа и похолодел. Кого бы он теперь ни назвал, все равно выходило, что ему пришлось бы драться. Конечно, Алика Зайцева он одолел бы одним пальцем, но Клювиха, даже и без бублика на затылке, ему все равно не нужна. Выбора у бедного Степы не оставалось. Если теперь отказаться от всего, то получалось, что он вор, потому что лез в Надькину сумку. Он тяжело вздохнул и сказал: — Вообще-то… если уж честно… то я хотел положить это… тебе…

— Мне? — с сомнением покачала головой Таня, но Степа видел, что такой оборот дела ее устраивает. — Ну-ка дай! — Она вырвала у него из рук листок со стихами. — Так! — объявила она, прочитав. — Вообще-то мне нравится, хотя «завтра» — это и есть в какой-то степени — «потом»! Ты не находишь?

Степа находил свои стихи очень скверными, но сказал:

— Зато от души. — И вдруг заметил, что из-за спины Тани в потолок поднимается тонкая струйка дыма.

Он потянул носом. Пахло чем-то неприятно-кислым.

— Танька! — крикнул он. — А где твоя пробирка?

— Ой! — взвыла Прохорова и огляделась. Пробирка мешала ей держать листок, и она, разволновавшись от Степиных метафор, автоматически куда-то сунула ее.

Пустая пробирка лежала прямо на коричневой сумке со множеством молний. Рыжей жидкости нигде не было видно, зато на сумке красовалась отвратительная дыра с рваными, все еще дымящимися краями.

— Ужас! — охнула Таня и сумасшедшими глазами посмотрела на Карпуховича. — Это же Аринкина сумка… Какой кошмар!

Одновременно со словом «кошмар» раздался звонок на урок, и в замке заскрежетал ключ. Дверь распахнулась, и в кабинет ввалились одноклассники.

— Чем это здесь так погано пахнет? — сморщил нос Румянцев и остановился возле застывших столбами Тани и Степана. Увидев дымящуюся дыру на сумке, он присвистнул, и к ним подтянулись остальные одноклассники.

— Что же это! Это же моя новая сумка! — прошептала Дробышева, разглядывая сквозь дыру съежившуюся обложку какой-то тетради. — Там же мое сочинение по литературе… и вообще… там моя косметика… фирменная… Танька! Ты дрянь! Ты что натворила? Менделеев недоделанный!

Таня еще больше съежилась внутри огромного нелепого халата, и Степе сделалось ее невыносимо жалко. В конце концов, это он во всем виноват. Он так и сказал Арине:

— Она ни при чем! Это я…

— Что здесь происходит? Почему пахнет кислотой? — Девятиклассники услышали за своими спинами голос химички.

Степа попытался закрыть дробышевскую сумку своим телом, но учительница бесцеремонно отодвинула его в сторону. Она никогда не кричала на учеников, не выясняла дурным голосом «кто виноват» и «зачем это сделал». Вот и сейчас она сказала единственно справедливую фразу:

— Таня! Надеюсь, ты понимаешь, что после этого я больше никогда не смогу оставить тебя одну в своем кабинете!

Таня кивнула, и бисеринки слез посыпались из ее прикрытых голубоватыми веками глаз.

— Сейчас я нейтрализую кислоту, — сказала учительница, — но сумку, конечно, придется выбросить.

Химичка осторожно взяла в руки растерзанное Аринкино имущество и понесла в лаборантскую. Дробышева с ненавистью посмотрела на Таню.

— Тебе придется купить мне такую же сумку, поняла? — прошипела она. — А она, я тебе скажу, не из дешевых!

— Я же сказал, что Таня не виновата! — опять вступился за Прохорову Степа.

— А ты-то чего здесь развыступался? — смерила его презрительным взглядом Арина. — Скажешь, что и ты химическими опытами увлекся? Или… — Местная красавица ядовито улыбнулась: — может, ты Прохоровой увлекся, и вы теперь вместе… химичите?

Она расхохоталась, а Таня упала на соседний стул, закрыв лицо руками. Ее худенькие плечики вздрагивали, из ворота огромного халата торчала тонкая шейка, которая, казалось, с трудом удерживала голову с тяжелыми, свернутыми в большой узел темными волосами. Сердце Степы пронзила острая жалость и еще какое-то новое, не изведанное ранее чувство, названия которому он не знал. Он заслонил собой Таню и таким громовым голосом сказал Дробышевой: «Заткнись!», что та захлебнулась своим смехом и замолчала.

— Всем сесть на места! — приказала химичка, вернувшись за кафедру из лаборантской. — Несмотря на все неприятности, урок все же придется начать. Арина, возьми пока у меня чистый лист и ручку.

Девятиклассники неохотно пошли на свои места. Румянцев подобрал с пола сложенный вчетверо листок.

Впервые в жизни 9-й «А» класс химия интересовала мало. Ребята плохо слушали, плохо отвечали, переговаривались, бросали друг на друга многоговорящие взгляды и переписывались. Заплаканная Таня несколько раз оборачивалась к парте Карпуховича, будто проверяя, на месте ли он, не исчез ли вместе со своими любовными стихами. Степа, понимая ее без слов, обнадеживающе кивал и думал о том, что произошло совсем не то, на что он рассчитывал, когда мучился над «летящим на свет мотыльком», но, похоже, — гораздо лучше.

После окончания урока одноклассники столпились в рекреации у окна. Арина, держа у груди упакованную в полиэтиленовый пакет пострадавшую сумку, опять попыталась привлечь Таню к ответственности:

— Так что, Прохорова! Как ты со мной намереваешься рассчитываться?

— Я же сказал, что она не виновата, — опять выступил вперед Карпухович. — Я и рассчитаюсь. Сколько стоила твоя сумка?

— Нет, вы посмотрите на этого защитника униженных и оскорбленных! — Арина опять смерила его презрительным взглядом. — Чего это тебя сегодня так разобрало, а, Степка?

— Меня не разобрало… и вообще… не сегодня. Мне… Таня… нравится, давно уже… Ясно? — сказал вдруг Карпухович и тотчас себе ужаснулся, потому что понял — обратного пути не будет. Он со страхом взглянул на Прохорову. Таня одарила его таким счастливым взглядом, что он понял: все сделано правильно.

— Да ладно, — махнула рукой Дробышева и опять рассмеялась.

— Зря хохочешь, между прочим, — вступил в разговор Румянцев. — У них и доказательства имеются. Держи, Таня, это наверняка тебе. Я у парты подобрал.

— Опять стишки? — усмехнулась Арина, но видно было, что ей несколько не по себе.

Разрумянившаяся и похорошевшая Таня прижала к груди Степины вирши и сказала только одно слово: