Пальцы, обмотанные косой, белеют.
— Но мы так делать не будем, — говорю я.
— Хорошо.
Она подходит к берегу и снимает футболку. Глядя на ее блестящее красное бикини, я опять жалею, что не надела свое красно-белое, пусть бы мне и пришлось придерживать верх при каждом прыжке.
Я скидываю шорты.
— Мне нравится твой купальник.
— Я хотела надеть новый, мне его тетя подарила. Но, похоже, он остался в стирке у папы.
Вытянув ногу, Кристи пробует пальцами воду.
В пруду мои ноги выглядят искривленными, преломленные поверхностью воды. Я рассматриваю это искажение, надеясь потом зарисовать его в альбом.
— Это минус жизни в двух местах. — Кристи вздрагивает, когда мы вместе заходим в воду. — Все, что мне нужно, вечно оказывается в другом доме. А моя мама не понимает. Сегодня утром она сказала: «Надень другой купальник». Как будто это не важно.
Глядя, как она поправляет лямки бикини, я хочу сказать ей, что знаю это ощущение — как будто ты расколот на две части. Между обычным школьным миром и миром Дэвида, где имеют значение совсем другие вещи. И что я не чувствую себя до конца своей ни в одном из миров, но…
Кристи делает шаг вперед.
— Терпеть не могу этот купальник. Лямки вечно спадают.
Я уже в воде по колено.
— Я тебя понимаю. Верх моего любимого купальника мало того что сидит не идеально, так еще и сползает. Ничего такого не видно, но…
Кристи улыбается:
— У меня как-то был такой купальник.
Я прямо бесилась.
Когда вода достигает бедер, по всему телу пробегают мурашки. Руки покрываются гусиной кожей, и я тру их, чтобы согреться.
— Сначала всегда холодно, но потом привыкаешь. Честно.
— Кэтрин, мне очень жаль, что тогда так вышло со жвачкой.
Я оборачиваюсь, но она на меня не смотрит. Опустив голову, Кристи скользит кончиками пальцев по воде.
— Дэвид не всегда понимает шутки.
Вода кажется теплее, и я делаю еще один шаг.
— Райан не хотел его обидеть. Он мне сам так сказал.
Он не хотел обидеть тебя. Крошечные волны, разбегающиеся в стороны от рук Кристи, щекочут холодом мой живот.
— Он сказал…
— Здесь дно становится вязким, — мне хочется сменить тему. — Но если нырнуть сейчас, то этого не почувствуешь.
Я ложусь на воду — грудь и плечи обдает холодом. Погружаясь с головой, я гребу обеими руками и сильно работаю ногами, пока боль в груди не заставляет меня вынырнуть. Когда я всплываю, лицо облепляют волосы. Чтобы убрать их, я плыву, задрав голову вверх.
Кристи стоит на мелководье и чертит рукой по поверхности воды.
— Давай, — говорю я. — Совсем неплохо, стоит только попробовать.
Она делает шаг.
— Издеваешься? Вода ледяная!
— Ты просто еще не привыкла. Встретимся на мостках.
Я люблю плавать, с головой погружаясь в воду, под ногами холодная пустота с неожиданно теплыми струями или ледяным покалыванием ключей на дне.
Уже почти у мостков я переворачиваюсь на спину, чтобы насладиться легким покачиванием. Лежа на воде, я смотрю в синее небо и поджидаю Кристи. Это то, о чем я мечтала: чтобы ко мне заходила соседская девочка и мы бы куда-нибудь вместе шли.
Она добралась до меня, уже совсем выбившись из сил. Подплыв к лестнице, я хватаюсь за нее с двух сторон и подтягиваю ноги к нижней перекладине. Когда я вылезаю, с меня ручьями течет вода.
— А та рыба, — спрашивает Кристи, подплывая ближе, — она какая?
На воздухе меня начинает бить дрожь.
Я сажусь на мостки, обняв руками колени.
— Наверное, какой-нибудь угорь.
Глаза Кристи округляются.
— А может, и не угорь. А кто-то похожий на угря.
Кристи карабкается по лестнице.
— Фу!
Я заправляю волосы за уши, жалея, что не взяла с собой резинку. Кристи не захочет коснуться дна — можно даже не спрашивать. Ей и сверху вода, видимо, не особо понравилась.
— Давай полежим на солнце.
Мы лежим на животе, и я украдкой бросаю взгляд сквозь щели в досках вниз — в темноту. Мостки слегка покачиваются, маленькие волны хлюпают под настилом, солнце сушит мою спину, и я начинаю от всего этого зевать.
— Хорошо бы найти другой купальник.
Я смотрю на Кристи, она поправляет лямку.
— Но если он не у папы, то тогда я вообще не знаю, где он, — она кладет подбородок на руку. — Я не хочу, чтобы мама так быстро отступилась. Не похоже, что у него роман.
— Может, они просто решили взять тайм-аут?
— Может, и так, — вздыхает Кристи. — Думаешь, тут и правда живет рыба?
У нее такой грустный голос, что мне хочется что-нибудь для нее сделать, даже если она только притворяется.
— А что, если она тут? — говорю я. — Только волшебная, как в сказке про рыбака.
Кристи отжимает косу, и капли падают на мостки.
— Я не знаю этой сказки.
— Человек поймал большую рыбу, а рыба заговорила человеческим голосом и сказала ему, что она заколдованная принцесса. Он ее и отпустил, а жена его отправила обратно, чтобы он пошел и попросил исполнить желание.
— Я б завизжала, если бы со мной заговорила рыба.
— Я тоже. А ты бы что загадала?
— Чтобы мои родители опять жили вместе и были бы счастливы. — Она смотрит на меня с беспокойством. — Как ты думаешь, это одно желание или два?
— Одно.
— Теперь твоя очередь. Ты бы чего загадала?
Я смотрю вниз сквозь щели в досках и думаю о своем извечном желании — забраться в безупречную голову Дэвида, найти там неисправные детали, покрутить ручки, повернуть рычажки, чтобы и следа от его аутизма не осталось.
Но об этом говорить не стоит. «Все люди имеют право на существование», — строго сказала мне учительница, когда в третьем классе я нарисовала воображаемого старшего брата. Мы тогда рисовали картинки на тему «Моя семья», их должны были вывесить в холле ко дню открытых дверей.
Я пробовала объяснить ей, что это Дэвид такой. Просто я хотела, чтобы он мог со мной играть, но увлеклась и нарисовала его старше, чтобы он мог еще и защитить меня. Короче, мне пришлось нарисовать другую картинку и отправиться с ней к школьному психологу вместо урока музыки.