– Учудил этот ваш Вайс, – сказала тетя. – К нему совсем желающих нет?
– Не знаю. Но очень похоже, что нет. Странно, он так много знает и рассказывает так интересно.
Я хотела добавить, что, вполне возможно, он сам не очень хочет связывать себя обязанностями. Все же дипломная работа – это ответственность для руководителя. А так – объявил о наборе на потоке второго курса, в случае чего с чистой совестью скажет, что звал. А что третий курс ничего не знает, так это не его вина. После слов Регины я тоже задумалась, так ли рассеян Вайс, как нам кажется. Скорее всего, действительно не хочет отвлекаться от занятий. Любые дипломники мешают, а вот лаборантки, напротив, должны помогать, сплошная польза…
Хотела, но не успела. Прозвучал сигнал вызова в торговый зал. Тетя Маргарета встрепенулась, но я покачала головой и напомнила, что ей пока нельзя ничем заниматься. Заказ принять я сама могу.
– А если это лорд Лоренц? – спросила она.
– Если это лорд Лоренц, то Анна должна была вызвать Сыск, а не меня. Мы с ней так договаривались. С ним я не собираюсь церемониться. Тетя Маргарета, не волнуйся, это клиентка из тех, что у нас заказывают.
Про леди Лоренц я почему-то не подумала, а это оказалась она. Возможно, я и не стала бы выходить в торговый зал – не будет же она меня ждать часами? Но она стояла, повернувшись спиной к нашей замечательной двери, поэтому я не сразу поняла, кто это. А когда вышла и она повернулась мне навстречу, отступать было уже поздно. Еще решит, что я ее боюсь, а не просто не хочу разговаривать. Так что я внутренне подобралась в ожидании неприятного разговора, и только.
– Добрый день, леди Лоренц, – улыбаться я ей не стала. – Вы хотели меня видеть?
– Добрый день, инорита Ройтер, – она обворожительно мне улыбнулась, пытаясь показать, что счастлива меня видеть. – Я хотела с вами поговорить.
– Не думаю, что в этом разговоре есть необходимость, – холодно сказала я. – Все, что хотела, я вам уже сказала. Добавить мне нечего.
– Тем не менее, инорита Ройтер, я хочу с вами поговорить, – все с той же любезной улыбкой отвечала она мне, делая вид, что не замечает моего отношения. – Где вам было бы удобнее это сделать?
– Леди Лоренц, я уже сказала, что не хочу видеть никого из вашей семьи. Ни видеть, ни разговаривать. Этот разговор ничего не изменит.
– Инорита Ройтер, пожалуйста.
Она опять улыбнулась мягкой притягательной улыбкой, а я почему-то подумала, что все свои улыбки она неоднократно отрабатывала перед зеркалом. Эта – для поклонников, эта – для равных по положению, эта – для прислуги… Интересно, для семьи у нее тоже есть что-то в таком духе или там она улыбается естественно? Представить ее улыбающейся лорду Лоренцу я не смогла, и это меня несколько с ней примирило. Я бросила взгляд в торговый зал, но там все кресла были заняты, да и не тот у нас разговор, чтобы вести его при посторонних. У нас был небольшой кабинет на первом этаже, где шли переговоры по заказам индивидуальной косметики. Подойдет он и для разговора, который никто из посторонних не должен слышать.
Леди Лоренц привычно устроилась в удобном кресле напротив стола и посмотрела на меня уже безо всякой улыбки.
– Муж мне рассказал о произошедшем конфликте.
– В самом деле?
В искренности лорда Лоренца я сомневалась. Особенно после его замечательного письма, которое предполагало извинение с его стороны, но выглядело лишь как еще одно оскорбление.
– В самом деле, – леди Лоренц отметила мою недоверчивость и постаралась ее рассеять. – Нет, поначалу он пытался увильнуть и обвинить в случившемся вас. Но я слишком хорошо его изучила за годы брака, чтобы понять, когда он говорит неправду. Так что будьте уверены, инорита Ройтер, он выложил мне все от начала и до конца.
Я ей ничего не ответила. Сказал он ей правду или нет – это ничего не меняло в моем отношении к их семье. Желания видеть кого-нибудь из Лоренцов у меня не прибавилось.
– Я искренне понимаю ваше возмущение, – продолжила она. – Но поверьте, я ничего не знала о разговоре Николаса с отцом. По всей видимости, сын хотел устроить мне сюрприз.
– Не думаю, что он вас обрадовал.
– Против его выбора я и слова не скажу, – ответила она. – Если он собирается на вас жениться, значит, так оно и будет.
Я невольно отметила, что леди Лоренц не стала выражать бурных восторгов по поводу возможного моего вступления в их семью. Но и негодовать не начала. Свое отношение к выбору сына она не показала никак, лишь уточнила, что примет.
– Я не собираюсь выходить замуж, – ответила я. – Согласия вашему сыну я не давала.
– Вот как? Почему же?
В ее тоне прозвучали плохо скрытые нотки уязвленного самолюбия, поэтому говорить, что я не люблю Николаса, я не стала.
– Хотя бы потому, что была уверена в реакции его семьи. Такой, какой она была со стороны вашего мужа. Я очень жалею, что сразу твердо не отказала вашему сыну, поскольку мне кажется, с его стороны это лишь минутная прихоть, о которой он забудет уже на сборах. Из-за которой ваш муж счел возможным оскорбить меня так, как никто ранее. Я не давала ни малейшего повода считать меня…
Я замялась, не желая повторять те выражения, которыми меня охарактеризовал лорд Лоренц. Мне казалось невозможным повторить такое вслух. Но и подобрать слова для замены не удавалось. Впрочем, леди Лоренц меня прекрасно поняла, что неудивительно. Если она утверждает, что муж ей рассказал все, то знает, что он обо мне думает, и без моих уточнений.
– Это мнение моего мужа, не мое, – ответила она. – Я никогда ничего подобного о вас не говорила.
И о других тоже. В этом я уверена. Моя собеседница слишком хорошо владеет собой, чтобы разбрасываться оскорблениями. А что она думает, никто не знает. Вполне возможно, что ее мысли еще хуже, чем слова ее мужа. Наверное, я была к ней несправедлива, но я не могла думать хорошо ни о ком из их семьи. Оскорбленное самолюбие сжигало меня изнутри, и такие мысли приходили ко мне в голову вне зависимости от желания.
– Вы – не говорили, – согласилась я. – Но о своем намерении ваш сын сказал только отцу. И это показывает, кто в вашей семье принимает решения.
– Сказал, потому что фамильный обручальный браслет лежит в банке и, чтобы взять его оттуда, требуется согласие мужа, – она чуть прищурила глаза, явно недовольная моими словами. – Но это – единственное, что от него зависит. Да и зависит ли? Поверьте, в нашей семье он ничего не решает. Решаю я. А я вам уже сказала, я не буду возражать против вашего брака.
От милой улыбчивой женщины ничего не осталось. Твердый холодный взгляд ясно давал понять – говорит она то, что есть на самом деле. То, что посторонним обычно не показывают. И если показывают мне – считают равной?
– Вот как? – сказала я, не зная, как на это реагировать.
Не думаю, что я в одночасье перестала быть для нее посторонней. Значит, этот миг откровенности ей для чего-то нужен. И следующие ее слова доказали мою правоту.