Я со свистом рассекала в коридоре воздух, пока не уперлась в какой-то тупик. Дальше прохода не было, и пришлось вернуться обратно. Заходить в каюту я не стала, решив сразу подняться на палубу.
Я успела как раз вовремя, чтобы увидеть небоскребы Сингапура, которые еще высились на горизонте, как неровные зубья огромной расчески.
Орава встретила меня радостными возгласами.
— Эй! Сюда! — завопила Танюсик, размахивая руками. — Ну наконец-то, — укорила она, когда я протиснулась через толпу зрителей. — А чего не накрасилась? Косметику не нашла?
В ответ я рассказала о странных событиях, случившихся со мной за последние пятнадцать минут.
— Ну, это у тебя точно глюки! — вынесла диагноз Танюсик. — Таких пассажиров на судне точно нет.
— Откуда ты знаешь? — обиделась я.
— Оттуда! Мы тут без тебя в игру играли — разглядывали и запоминали пассажиров. Смыш велел, для тренировки наблюдательности. Карабаса, блондинку и аборигена мы бы точно не пропустили! Зато здесь есть целая китайская спортивная команда, и Смыш сказал, что это бейсболисты. А Брыкало сказал, что футболисты! А Смыш…
— Погоди про китайцев. Ответь мне лучше — если у меня глюки, тогда что это такое? — я протянула подруге книгу. — И откуда я это взяла?
— Может, из библиотеки? — предположила Танюсик. Она выхватила у меня книгу, оглядела… — А зачем ты взяла на китайском? Лучше бы на английском, можно было бы «четверку» исправить, повысить успеваемость. А ты ее уже нюхала? Чем пахнет?
Под водопадом Танюсиковых вопросов не выстоять. Поток так оглушит, что забудешь, с чего все началось. Лучше просто стоять и тупо слушать, даже не пытаясь вникнуть или вставить слово — до тех пор, пока Танюсиково любопытство не иссякнет.
Выручил Смыш. Он взял у Танюсика книгу, открыл и жестом фокусника извлек оттуда десятиевровую купюру.
Танюсик замолчала на полуслове.
— Ну ты жжешь! — с восхищением воскликнул Сеня. — Я уже и забыл, как это у тебя бывает.
— Наверное, использовали как закладку, — сказал Миша про деньги. — Что касается книги… Где, ты говоришь, нашла ее?
— У нас в каюте. Туземец уронил, когда прятался.
— Ага, — хмыкнул Миша, но, наткнувшись на мой свирепый взгляд, заюлил: — Хорошо, хорошо, туземец, конечно же. Почему бы ему не быть на судне… Захотелось отдохнуть, расслабиться… После сезона дождей и охоты, или что еще там у них бывает… Вот он и решил отправиться в круиз, это же так развлекает! Заодно и книжечку почитать на японском…
— На японском? А я думала, на китайском…
— Много думать вредно. Мозги расплавляются…
От быстрой расправы полурослика спасло только то, что он все еще держал в руках мою книгу. Вернее, не мою, а чужую, да еще и чужие деньги в придачу. Немного побегав, этот трус нашел укрытие за широкой спиной Сени. Крепкая рука Большого Брата остановила меня, а спокойный голос вразумительно произнес:
— Сашуль, не парься. Это самый обычный бестселлер. Наверное, какой-нибудь стюард потерял, когда убирался у вас. Ну а тебе в твоем состоянии всякое может померещиться, сама понимаешь.
— Да ну вас! — обиженно отмахнулась я. Настроение было окончательно испорчено. Эсэмэска от Лехи, встреча со странными пассажирами, которые мне точно не померещились… А эти трое, вместо того чтобы поддержать и успокоить, только усилили нервотрепку своим недоверием.
— Это у нее от переживаний, — услышала я шепот Танюсика. — Она так мучается!
— Да? И что же у нее случилось? — спросил Миша.
— Леха вернулся к своей бывшей, — пояснила Танюсик.
— Обалдеть! — воскликнул Брыкало. — Но ведь она же в Мурманске!
— Вот и он сейчас там.
— Стоп. Погодите-ка. Народ, объясните мне, кто такой Леха, — потребовал Смыш.
Танюсик что-то быстро зашептала, но я ничего не разобрала, потому что началось самое страшное. Черные тучки, гулявшие по небу поодиночке, сплотились и стали одной злющей черной тучей. Резкий порыв ветра рванул паруса, корабль накренило, и, чтобы не упасть, мы ухватились друг за друга. Танюсик завизжала, Миша начал съезжать по палубе, и только Брыкало, за которого мы все ухватились, стоял твердо и надежно, как скала.
Хуже всех пришлось мне. Едва палуба ушла из-под ног, голова закружилась и к горлу подступил ком. Захотелось сесть, а еще лучше — лечь, что я и попыталась сделать, повиснув на руках друзей.
— Ой! Сашуля умирает! — донесся как сквозь вату голос Танюсика. — Доктора, скорее доктора!
— Не суетись. Это морская болезнь, — рассудительно заметил Смыш.
— А от нее умирают? — заволновалась Танюсик.
— Нет! — И почему этот всезнайка всегда во всем так уверен? А вот возьму и умру им всем назло!
— А когда она выздоровеет? — Танюсик пыталась перекричать ветер.
— Когда кончится волнение. Это может произойти не скоро…
— И что же теперь делать? — Танюсик чуть не плакала.
— Молиться, — посоветовал Брыкало. — Чтобы ветер утих…
До чего же парни злые и бесчувственные! Один уверен, что от морской болезни не умирают, хотя я как раз это и делаю, другой советует вместо лечения молиться, а третий… третий предлагает дружбу вместо любви!
— Ребята, проводите Сашу в каюту! — услышала я голос Пули. — Пусть полежит…
…Я лежала, отвернувшись к стене, и мечтала оказаться дома, в теплой постельке, которая прочно стоит на полу и не пытается изображать тренажер для космонавтов. А еще я мечтала вернуть прошлое, когда мы с Лехой гуляли с собаками и были неразлучны…
Я не знаю, сколько я так пролежала. Наверное, довольно долго, потому что Танюсик за это время дважды успела переодеться, сменить прическу и макияж. Но — вы только прикиньте! — меня так скрутило, что я осталась совершенно равнодушна.
Заходили парни. Они о чем-то шептались с Танюсиком, но я толком не разобрала — по-моему, обсуждали то ли какой-то фильм, то ли дискотеку… А может, и то и другое вместе — это меня тоже не интересовало.
Потом пришла Пуля и дала мне какую-то таблетку — горькую и противную.
Затем каюта опустела.
Физические страдания были так велики, что я даже забыла о страданиях из-за несчастной любви. Каюта кружилась, койка то ухала в пустоту, то взлетала под потолок, но потолок тоже взлетал, и меня кидало вверх и вниз, как будто сумасшедший Карабас раскачивал гигантские качели… А в голове кружилось лицо Карабаса, встреченного в коридоре, и за ним гналась блондинка в голубом и ругалась на непонятном языке. Завершал гонки абориген, он потрясал копьем и что-то орал, а следом по воздуху плыла Пуля, она грозила мне пальцем и протягивала таблетку…
— Быстро разойтись по каютам и ложиться спать! — вот что она кричала, но это было не во сне, а наяву, и относилось не к вымышленным персонажам, а к моим подгулявшим на вечерней дискотеке друзьям.