Кошка даже слезу пустила, а Эля тут же кинулась ее обнимать.
— Бедная… — прошептала она. — А мы думали, ты просто стерва!
«И правильно думали!» — отметила про себя Юля.
Кошка не стала брать с Эли слово, что та никому не расскажет. Зачем зря человека напрягать?
И на следующий день в школе она уже точно знала, что теперь все в курсе ее «тайны».
А тем временем начали проявляться первые результаты Юлиной «работы». Эля стала сторониться девчонок в классе. Отказалась идти с ними в кафе, на переменах старалась посидеть в сторонке.
А потом к Юле подошла Алка и спросила, правда ли то, что ей рассказала Эля.
— Конечно, правда, — улыбнулась Кошка. — Эля и про вас только правду рассказывает.
— Э-э-э-э… — зависла Алка. — А что, Эля про нас тебе рассказывает?
— Ну конечно! — обрадовалась Кошка. — Мне же интересно!
Она наклонилась к уху Алки и принялась увлеченно шептать.
Если бы она видела, как на нее смотрит Димка, то поежилась бы. Но Кошка не видела, она была занята.
Анечка сидела в классе и смотрела в окно. Ей было ужасно скучно. Она пыталась занять себя хоть чем-то, но Анастасия Львовна все время мешала. Книжку забрала, рисовать запретила, телефон выключила. Теперь Аня просто смотрела в окно и пыталась найти в проплывающих мимо облаках предметы, у которых первые буквы, последовательно, по алфавиту. Она уже дошла до «Колеса» и «Кастрюли», когда услышала очередной окрик:
— Сивцова!
Аня не понимала, что она тут делает и за что ее так мучают. Страха не было. То есть только у нее страха не было, вокруг все продолжали бояться. Только на Аню это перестало действовать.
— Сивцова, ты слышала, что я сказала?
— Нет.
— Почему?
— Мне неинтересно.
Анастасия Львовна улыбалась. Ее губы были натянуты до предела.
— Может быть, ты расскажешь интереснее?
— Давайте! — Аня немедленно оживилась, глаза заблестели. — Давайте расскажу! У нас как раз перед каникулами группа с Эльбруса приехала, они такие фотографии показывали…
— Сядь, Сивцова! — перебила ее учительница. — Мне бы хотелось встретиться с твоими родителями.
— Пожалуйста, — пожала плечами Аня и опять уставилась в окно.
Л… Вон плывет Лошадь, а вот Луна…
На перемене к Ане подошел мальчик Ваня. Он сидел на последней парте и на уроках вообще не подавал признаков жизни.
— Ты зачем про Эльбрус наврала? — спросил он.
— Я не наврала! — возмутилась Аня. — Хочешь, завтра фотки принесу?
— Надо у Анастасии Львовны спросить, — серьезно сказал Ваня.
— Зачем? Я их тебе на перемене покажу.
— А вдруг нельзя?
— Что нельзя?
— Вдруг она не хочет, чтобы мы смотрели эти фотографии.
Ане показалась, что она играет в какую-то игру и никак не может понять правила. Все происходящее кажется абсолютным маразмом. Но она чувствовала, что этот маразм подчиняется своей логике, нужно только ее понять…
— А дома эти фотографии смотреть можно? — спросила Аня.
Ваня задумался.
— Дома, наверное, можно, — сказал он.
— Тогда приходи, — обрадовалась Аня.
Женька расхаживал по комнате, Молчун с дивана за ним следил, как кот за слишком крупной крысой — внимательно и осторожно.
— У тебя проблема с устной речью, — Женя чувствовал себя выступающим на семинаре, — хотя ты прекрасно излагаешь мысли письменно.
Женька остановился и добавил от души:
— Правда, классно излагаешь. Я в твоем возрасте так не умел. Да и никто не умеет.
Он снова зашагал от окна к двери и назад. Молчун сопровождал его одними глазами, не поворачивая голову.
— И говорить, в принципе, можешь. Только не хочешь. Это психологическая проблема… Большая проблема, раз даже Впалыч ее с ходу не решил… Ладно, и я пытаться не буду. Но!
Женька поднял вверх указательный палец и стал в этот момент похожим на очень умного человека. Во всяком случае, так ему самому показалось. Женька смутился и торопливо опустил палец. С мысли, впрочем, не сбился.
— Как говорит доктор Хаус, «если болезнь нельзя вылечить, ее можно купировать»!
Молчун шевельнул губами, что соответствовало широкой улыбке обычного человека. Сериал про доктора-наркомана он любил. Наверное, потому, что доктор был умный и несчастный, как и сам Молчун. Женька заметил это и вдохновился.
— Не хочешь говорить, — продолжал он с напором, — не говори. Но ведь можно сделать вид, что ты говоришь!
Молчун вспомнил мучения, которым его подвергала добрая Евдокия Матвеевна, и нахмурился.
— Артикуляция? — осторожно спросил он.
— Артикуляция? — удивился Женька и автоматически пригладил волосы. — Хм… Это идея… Хотя нет, не идея это, а глупость!
Молчун неслышно вздохнул с облегчением.
— Давай решать задачу пошагово, — Женька чувствовал прилив вдохновения, хотя идея была придумана давно, теперь он ее просто излагал. — В два этапа. Сначала ты пишешь, а потом читаешь. Вслух. Ты ведь можешь почитать вслух?
Молчун подумал и кивнул. Читать вслух он тоже ненавидел, но это ведь легче, чем говорить. Наверное.
— Супер! — Женьке все нравилось. — Конечно, это не полноценный разговор, но все-таки! По крайней мере, остальным будет проще тебя воспринимать. Давай прямо сейчас попробуем.
Женька кивнул на включенный компьютер. Молчун послушно пересел за клавиатуру, задумался.
— Пиши все, что в голову придет! А потом зачитаешь.
Женька даже отвернулся к окну, чтобы не отвлекать — хотя мог бы этого и не делать. Писать Молчун мог даже в переполненной комнате, когда пять человек заглядывают через плечо. Он почти сразу принялся молотить по клавиатуре. Женька стоял и смотрел в темноту. Время было не позднее — час семейных ужинов и просмотра любимого сериала. Или футбола. Хотя зимой ведь в футбол не играют? Значит, хоккея. Женьке вдруг стало интересно — может, начать за кого-нибудь болеть? Или лучше самому заняться спортом? К физкультуре в 34-й школе всегда относились серьезно, да и тренировали профессионалы (как только их заманили?). Женька вполне мог бы стать отличным бегуном. А лучше биатлонистом: на лыжах он всегда первенство школы брал, да и в тире не последним был. Да, биатлонистом лучше, их все знают и любят. Женька мог бы даже завоевать какую-нибудь медаль. Например, олимпийскую — а что? Плох тот спортсмен, который не хочет стать олимпийцем. То есть олимпиоником, олимпийцы — это боги. И тогда Вика увидит его в новостях…