Манька-принцесса (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Мария Садловска cтр.№ 15

– Спасибо, Господи, спасибо!

Лиза с дочкой так и сидели среди дороги. Павлинка задрала свое платьице так, что попка оказалась голой, в пыли, и заботливо, кончиком вытирала мамино лицо, по которому все время катились слезы.

Они никого не слышали и не видели. Постепенно в толпе стали переговариваться. Антон Кондратьич, бывший председатель колхоза, толковал:

– Я-то сразу понял, что Вакулу ужалила оса, но сделать ничего нельзя. Еще хорошо, что он в дерево уперся. Последний рог дурак обломал, будет совсем безрогий. Но зато, слава богу, никто не пострадал. Зинаидину черешню немного ободрал, но это не страшно, зарастет.

Многие все еще с удивлением смотрели на Лизавету с ребенком, другие поясняли:

– Она подумала, что девочка была на дороге, когда понеслись волы…

– А Гансиха-то, видите, как по своему чадушку переживает?

– А что, девчуха не такой ребенок, как и другие? Хоть и от немца, а все равно жалко, потому как свое…

Каждый считал своим долгом высказаться по этому поводу. Федор также стоял в толпе. Он видел, как Лизавета бежала, как хватала ребенка, плакала, и ему стало так тоскливо, хоть волком вой! Его Настя последнее время Любочке вообще внимания не уделяла. Если старый отец не покормит внучку, так голодная целый день будет. А Настя утром чугун баланды наварит и убегает. Куда, зачем – неизвестно. Возвращается ночью, ничего не объясняя. Хотя объяснять уже нечего, все и так знают, и Федор в том числе… Вчера он не выдержал, ударил жену. Да так, что синяк под глазом. И сейчас Шальнова одолевали сомнения, правильно ли поступил? Но раз ребенка бросает, значит, правильно! Вон Лизка, гляди, как за свою девчушку держится! Не оторвать! Попалась бы сейчас ему женушка в руки – и второй бы синяк поставил!

Между тем диалог продолжался:

– Это же надо, Гансиха от самой Журавлихи бежала ради своего байстрючка!

Федор, думая о своем, вклинился в разговор:

– Главное, чтобы мать была у ребенка! А то, что байстрючок, ничего страшного!

Лиза в это время поднялась с Павлинкой, все еще держа ребенка на руках. Девочка обняла маму за шею, положив головенку на ее плечо, будто всем говоря: ей в этой жизни ничего большего не надо.

Лизавета услышала последние высказывания. Все только что пережитое вместилось в слово Федора «байстрючок». В другое время она бы пропустила мимо, но сейчас… Прижав крепче к себе ребенка, Лиза подошла к Шальнову. Поймав его взгляд и уже не отпуская, она короткими фразами пуляла:

– Ты!.. Не смей так говорить! Никогда! Слышишь?! О моей дочери! Не смей!

Последнее слово она не произнесла, лишь вытянула пересохшие губы в трубочку, и Шальнову показалось, что она мысленно сказала: «Убью!..»

Он тогда не испугался, задумался. Попытался было отговориться:

– Да я же ничего плохого… Наоборот.

Но Лизавета уже ушла, все так же прижимая к себе Павлинку.

В семье этот случай не обговаривали. Какое-то время молчали, а потом забылось. Только Маня на второй день подошла к Лизке и, под стать Павлинке, потыкалась носом в ее плечо.

* * *

Жизнь текла своим чередом. Все с надеждой ожидали осени: может, земля хоть чем-то одарит в этом году, не даст умереть с голоду. В семье Кислицких выживали исключительно за счет похлебки, ее Анюта варила в большом чугуне в печи каждое утро. Сдабривала баланду разболтанным яйцом, благо неслись, хотя и изредка, две курицы. После случая с волами Павлинку за ворота не выпускали. Она играла около дома. В последнее время к ним во двор повадилась девчушка Шальновых Любочка. Дети, на удивление, сразу сдружились и стали не разлей вода. Поначалу Любочка, немножко поиграв, уходила домой, потом постепенно все привыкли и ребенок оставался с Павлинкой до позднего вечера. Лиза приходила с работы, сердилась, спрашивала мать, почему девочка Шальновых у них. Намеревалась отвести Любочку к родителям, сделать выговор и посоветовать смотреть за ребенком. Но приходил старый Шальнов, с виноватым видом извинялся, забирал девочку с постели, где дети, обнявшись, уже засыпали. Не выдержав, поворачивался к Анюте и Лизавете со словами:

– Горе! Не доведи Бог такого никому! Сирота при живых родителях!..

Лиза, чтобы хоть что-то сказать, спрашивала:

– А Настя где? Неужели не беспокоится о ребенке?

Старик безнадежно махал рукой, объясняя:

– Так ее же нету! Записку только оставила, написала, что Любку заберет, как устроится!

Дед тоскливыми глазами смотрел на всех, сокрушаясь:

– Я за Федьку боюсь. Выпивать стал часто. Девчонку надо растить, а я уже старый!

Шальнов с Любкой на руках шел к выходу, а дети махали ручками друг дружке. Лизавета хмурилась, неизвестно, о чем думала, потом, расчесав алюминиевой расческой на ночь волосы, укладывалась рядом с Павлинкой спать.

Все заметили, что Гансиха после родов похорошела, что ли? Выбившиеся из-под платка волосы были пышными, блестящими. Лицо немного побледнело, но внешность от этого только выиграла. Одна Лизавета не обращала на себя никакого внимания. После случая с волами она стала жить для дочки – так поняла это происшествие Лиза.

Как-то после работы Лизавета достала из деревянного ящичка материал, подарок фрау Мильды, отрезала от него кусок и отнесла соседке Зинаиде. У той сохранилась старая швейная машинка «Зингер», и она обшивала всю семью, иногда принимая заказы. Лиза положила перед соседкой кусок ткани и старенькое платьице Павлинки, попросив сшить немножко большего размера, пусть будет на вырост. Зинаида поцокала языком, восхищаясь материалом: вот что значит заграничная вещь! И пообещала сшить.

А ребенок Федора все так же ежедневно приходил к ним. Лиза привыкла и относилась к девочке спокойно, иногда мысленно жалела Любку.

Однажды Лизавета, подойдя к дому, перед воротами увидела шумную ватагу ребятишек. В центре были ее Павлинка с Любкой. Обе плакали, а у Любки была еще и царапина на все лицо. Лиза бросилась к ребенку, впервые взяла на руки не Павлинку, а Любку, спрашивая, в чем дело. После криков, долгих разборок выяснилось: Зинаидин внук Сережка обзывал Павлинку Гансихой, а Любка полезла на него в драку. Да еще и плевалась, что было для парня самым обидным… ну и дал сдачи прутом. Он же не виноват, что прут оказался колючим!

Лизавета забрала девочек в дом, умыла лицо Любки холодной водой, к царапине прилепила подорожник, приказав подержать так некоторое время. Дети сели рядком, Павлинка обняла за шею Любку как пострадавшую, а другой рукой помогала держать подорожник. Удивлялась Лизавета, не понимая, как могли дети потянуться друг к другу? Они ведь не знали…

После ужина Лиза взяла оставшийся кусок шторы и отнесла к Зинаиде, попросив сшить еще одно платье, только большего размера, на годиков шесть… Возвращаясь домой, вспоминала, как фрау Мильда советовала ей сшить себе платье или халат. Удивилась бы хозяйка, узнав, как использовался ее подарок!