Приключения Никтошки - читать онлайн книгу. Автор: Лёня Герзон cтр.№ 66

В голосе его слышалась досада, что он, непонятно зачем, все-таки зашел.

– Проходите, проходите. Наше дело очень важное.

– Может быть для вас, но не для меня…

– И для вас оно очень важное, вы просто еще об этом не знаете.

– Неужели?

С трудом удалось затащить художника в гостиную и усадить на диван. Кнопочка тянула время, ожидая Бабаягу с минуты на минуту. Но как только малышка заговорила о вегетарианстве, Мальберт тут же поднялся.

– Последнее время у меня многие заказывают рекламу. Мне очень жаль, но я страшно занят. Могу вам посоветовать одного начинающего дизайнера…

– Неужели вы не сочувствуете бедным животным? – возмутилась Барвинка.

– Сочувствую, – ответил Мальберт.

– Тогда вы должны нас понять…

– Понимаю! Еще как понимаю. Но и вы меня поймите!

В это время в прихожей раздался звонок, и Кнопочка побежала открывать.

– Всего хорошего, – поклонился Мальберт и протянул Барвинке руку. – У вас, честное слово, очень приятно, но мне пора.

– Хорошо, идите, – сказала Барвинка, не давая руки. – Только перед этим вам нужно будет переговорить еще с одним членом нашего общества.

– С каким еще членом? – почти крикнул Мальберт, забыв о приличиях. Так он вдруг рассердился.

– Вот с этим, – ответила Барвинка, пропуская в гостиную Бабаягу. А сама она вышла, затворив за собой дверь.

Видимо произошло какое-то чудо, потому что через десять минут из гостиной выбежал Мальберт и снова протянул руку Барвинке, но уже не для прощания:

– Ваш проект меня так вдохновил, что я просто сгораю от нетерпения! Начинаю работать здесь же и немедленно! – Он так энергично затряс руку Барвинки, что той стало больно. – Наберите мне, пожалуйста, пятнадцатый дом, попрошу шофера Торопыгу привезти краски и прочее.

– Я ему всё говорила, как она мне говорила, – объясняла Бабаяга Кнопочке.

Когда иностранка бывала взволнована, ей приходилось долго подбирать слова, и ее мерюкрякский акцент резал слух.

– А он?

– Очень странно…

– Что странно? – спросила Кнопочка.

– Я смотрела ему всегда в глаза, и я видела, что он совсем не слушает меня. У него был вгзляд… что он не понимает, что я говорю. Я говорила ему про бедных животных. Про то, как им плохо, как их едят…

– Ну, а он что? Бабаяга нахмурилась.

– А он улбался. Как можно улбаться, когда говорят такое – не могу понять! Это просто… как оно назвыается?

– Жестокость?

– Вот именно! А потом я ему говорила, что можно есть только овосщи, но не мясо.

– А он?

– Опять улбался.

– Ну и чем кончилось?

– Я совсем прекращала стеснясться. Я всегда перестаю стеснясться, когда меня считают красивой. А он считал, я знаю. Я засердилась. Я подумала, что он на меня… издевается.

– Не «на меня», а «надо мной» нужно говорить.

– Вот именно, надо мной! Надо мной хочет издеваться. Он всё стоял и смотрел в мое лицо. Я ему предалгала садиться, а он не сидел. Тогда я подходила к нему близко и говорила: «Вы понимали, что я вам рассказывала?» – и он говорит: «Да», – а я говорила: «Вы согалшаетесь с нами работать?» – и он быстро сразу говорил, сказал так: «Да-да. Да! Очень да!»

– Так и сказал «очень да»?

– Так сказал!

– А ты?

– А я всё. Вышла. Говорила: «Спасибо, дальше вы будете работать с Барвинкой». А он спрашивал: «Почему не с вами?» А я говорила: «Она главная». А он говорил: «Жаль». И я вышла.

– Это просто какой-то гипноз.

– Наверно, я гипнозо… зор?

– Гипнотизёр.

– Да, гипнотизёр.

– Это их твоя красота гипнотизирует.

Бабаяга вздохнула. Ей бы не хотелось, чтоб так было. Она хотела просто разговаривать с коротышками, а не гипнотизировать их.

А поэт Пёрышкин встречал Бабаягу и раньше. Еще до того, как она стала мазаться гуталином и носить рваную одежду. Когда он в первый раз ее увидел, на улице Хризантем, малышка была в длинном розовом платье с белыми лилиями. Чистом и без дыр. Пёрышкин написал тогда одну из своих лучших поэм. Теперь почти каждый коротышка в Цветограде знает наизусть – если не всю поэму, то хотя бы кусочек. «О, эти белые лепестки…» – так она начиналась.

Барвинка послала Бабаягу открыть поэту дверь.

– Я бы хотела… – начала малышка, от смущения забыв поздороваться.

– Да!

– Мы бы хотели попорсить у вас…

– Согласен!

– Написать небольшие сти…

– Уже написал!

И Пёрышкин, который действительно сочинил стихи – едва он увидел прекрасную иностранку, отворившую ему дверь в сиреневом платье – стал их читать:

– Поджедите, поджедите! – остановила его малышка. – Вы же не знаете, про что вам надо писать стихи!

– Знаю!

– Послуйшате меня!

– О! Слушаю!

– Да нет же! Не смотрите на меня, а слуйшате меня, понятно? – не на шутку рассердилась Бабаяга. – Нам нужны стихи про животных!

– Про животных? – изумился Пёрышкин. – О да, конечно, как вы прикажете. – И он с грустью поглядел в зеленые глаза иностранки:

– Ос-та-на-влий-ва-тесь! – топала ногой Бабаяга, тряся поэта за плечо. – Останавлийватесь! Проходите в комнату. Вам там скажут, что нужно сочинять, они лучше меня знают языка.

В общем, поэт Пёрышкин сразу же согласился делать рекламу и стать вегетарианцем. Он даже с удовольствием съел две фаршированные горошины, запил их черничным соком и закусил ломтиками земляники, макая их в заварной крем. Всё это приготовила Кнопочка, чтобы приучить поэта к вегетарианской кухне.

«Молодец эта Бабаяга! – думала про себя Барвинка. – Так мы многих на свою сторону перетянем». Она заметила, что чем дольше не видит перед собой иностранку, тем лучше к ней относится. Но стоит той попасться Барвинке на глаза, как в ней словно закипает какой-то злой чайник. «Так нельзя, – старалась она убедить саму себя. – К каждому коротышке надо относиться по его поступкам, а не по внешнему виду. Ущемлять кого-то за то, что он красивый – это красизм. А красизм, расизм, сексизм, садизм – это всё безобразие. Мы должны перебарывать свои личные неприязни, иначе из цивилизованных коротышек мы превратимся в совсем диких».