Справа от них стояли эльфийские рыцари. На них было приятно смотреть: в развевающихся белых накидках, сверкающих доспехах. Было и несколько троллей и кобольдов. И кентавров. Появились даже крошечные цветочные феи, которые в знак своей принадлежности к рыцарству носили белые повязки. Кроме цветочных фей, белые плащи были на всех. Даже бородатым кентаврам и кобольдам удалось создать соответствующее впечатление, они выглядели торжественно.
Все смотрели на Люка. Юноша невольно отступил на шаг и едва не споткнулся о Брандакса.
Последние ярлы и почетные гости разбились на группы и заняли места с двух сторон площади.
Прозвучал пронзительный звук. Мандриды и эльфийские рыцари подняли свои флаги. Среди ярлов тоже кое-кто поднял боевые знамена.
Из группы эльфийских рыцарей в центр площади вышел князь Олловейн. Кроме негромкого трепета знамен, на площади не раздавалось ни звука.
— Люк де Ланцак! — Эльфийский князь говорил тихим, но твердым голосом. — Ты принадлежишь к Новому Рыцарству и являешься по рангу рыцарем и капитаном. С тех пор как был основан твой орден, я всегда сражался против него. Некоторые из самых опасных врагов Альвенмарка происходят из рядов этого ордена. Я невысокого мнения о твоих соратниках. Они сражаются храбро, это бесспорно. Но, сражаясь против язычников и детей альвов, рыцари считают, что правила рыцарства недействительны. Я презирал их, потому что у них две правды, а их принципы избирательны. Ты показал мне, что ошибкой было мерить вас всех одной меркой. Ты великодушен и храбр. Ты отдал свое тело, сделав его щитом королевы. Дважды ты спас жизнь Гисхильде. Ты не считаешь врагов, прежде чем выйти на бой. Ты не считаешь никого, кто попал в беду, слишком незначительным для твоего меча, поднятого на защиту. Для меня это — дух истинного рыцарства. Хотя на щите твоем Древо Крови, ты — воин чистого сердца. Воин, какого не каждый день встретишь.
Мастер меча расстегнул красивые пряжки, державшие его белый плащ, и перебросил его через руку.
— Люк де Ланцак, я знаю, что ты не отречешься от своего ордена, и тем не менее хочу предложить тебе белый плащ эльфийского рыцаря. Ты будешь первым из людей, кто наденет его. Мы приветствуем тебя. Не важно, что изображено на щите, мы живем по одним и тем же законам добродетели.
Люк не знал, что сказать. Посмотрел на Гисхильду. Она сияла. Давно он не видел ее такой счастливой.
— Ну же, возьми плащ, — прошипел стоявший позади него Брандакс.
Люк вышел вперед на негнущихся ногах. Он был не особенно силен в искусстве произносить речи. Голова была пуста. Желудок и сердце грозили выпрыгнуть наружу. Он с трудом вымолвил одно-единственное слово:
— Спасибо.
Олловейн закрепил плащ на его доспехах при помощи пряжек.
— Приветствуем тебя в наших рядах, брат! — твердо произнес эльф.
Зазвенело оружие. Эльфы вынули из ножен мечи и устремили их к небу в приветственном крике:
— Приветствуем, брат!
Люк был сражен. Он не заслужил такого. Все это было уже чересчур.
— Я… (как же все смотрят на него!) Я сражался, как каждый в Альдарвике. Я не заслужил этого. Человека, который был истинным героем, мы… похоронили сегодня.
На мгновение стало невероятно тихо. Затем мандриды все как один ударили своими копьями и алебардами о камни двора. Сталь высекала искры.
— Люк! — крикнул кто-то один.
Оружие снова со звоном опустилось на мощеный двор. — Люк! — теперь кричали дюжины.
— Твои слова подтвердили, что сердце мое не ошиблось, — произнес Олловейн.
Люк снова глянул на Гисхильду. Ее улыбка значила для него больше, чем любые почести. Он отдал бы все награды мира за то чтобы сейчас заключить ее в объятия. Она стояла всего в паре шагов, но была недосягаема.
Из рядов дворян выступил Эрек и подошел к нему. Почему он? Что это значит?
— Ты спас мою жену. Тем самым ты спас и Фьордландию. — Он раскрыл объятия, прижал Люка к себе и расцеловал в щеки. — Я все знаю, — тихо произнес он. — За ее жизнь и твою храбрость я от всего сердца благодарю тебя. Но если ты действительно любишь ее, то еще сегодня попросишься в ряды разведчиков, которые наблюдают за нашими врагами в Гонтабу. Если ты останешься при дворе, то все, за что она сражалась, будет разрушено.
Наследство
Олловейн недолго оставался на шумном празднике сынов человеческих. На его вкус, они праздновали слишком уж буйно. Все было чересчур ярким, чересчур громким, чересчур необузданным. Они знали, что их мир гибнет. И все выглядело именно так! Но Гисхильда вернулась не героиней. Город, который она защищала, был уничтожен. Олловейн видел в этом дурное предзнаменование. Если они будут сражаться за Фьордландию, все закончится, как в Друсне. Он любил эту страну и ее людей, часто бывал здесь. Он видел, как из рыбацкой деревни вырос мощный город, резиденция королей. Но теперь наступила осень Фьордландии. Древняя роскошь тускнела и осыпалась, словно листья. Все изменится. Родится новая страна. Он говорил об этом с Гисхильдой. Она видела все так же, как и он, быть может, даже отчетливее.
Эльфийский рыцарь взглянул на заснеженную улицу. Люди, спешившие мимо, приветствовали его. За последние три десятилетия в их мире он провел времени больше, чем в Альвенмарке.
Мастер меча покинул город через верхние ворота. Стоял ясный зимний вечер. Заря догорела за покрытыми снегом горами. После проведенных в жарком зале часов эльф наслаждался прозрачным, чистым воздухом.
Он услышал смех троллей прежде, чем достиг их лагеря. Здесь не выставляли стражу. Разбитые кости, из которых выцарапали даже следы плоти, лежали между палатками. В центре лагеря был водружен штандарт. Олловейн не стал поднимать голову. Никогда не знаешь, что они прибьют к палке, но это очень редко вырядит приятно для глаз.
Он переступил через разбитый бочонок, едва не наступив на тролля, словно свинья устроившегося прямо в грязи и смачно храпевшего. Эльф двигался вперед… У него отняли все, что когда-либо принадлежало его роду. Олловейн удивился, ощутив приступ горечи. Он давно не думал о своем наследстве. Оно было потеряно, и мастер меча никогда не испытывал желания оспорить его. До сегодняшнего дня.
Олловейн огляделся между палаток. Они были сделаны из дубленой кожи. Большие отвратительные полушария, притаившиеся в снежной грязи. Некоторые были украшены незатейливыми картинками, нарисованными яркими красками, отпечатками рук, копыт буйволов, кентавров.
Ему всегда с трудом удавалось запомнить, какая из этих палаток принадлежит королю. Оргрим не придавал большого значения помпе. Это нравилось Олловейну. Для тролля он был неплохим парнем. Пока он не приглашал к столу, с ним вполне можно было найти общий язык.
— Он здесь! — Хриплый голос перекрыл шум, доносившийся из палаток.
Кто-то отбросил шкуры. Из отверстия повалил дым. На снег упал теплый желтый свет масляной лампы.