Потом и кровью - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Посняков cтр.№ 74

– Паря! На вот тебе деньгу, – закричал с берега Магнус.

Что и говорить, вернулся вовремя, да еще не один – с верным Михутрею.

– Ой… да тут много! – развязав брошенный мешочек, лодочник растерянно моргнул. – Мы ж на дюжину всего договаривались, а тут…

– Бери, бери, дядько, – покровительственно улыбнувшись, Маша ступила на скользкие доски вымола.

Арцыбашев тут же поддержал супругу под руку да шепотом спросил – зачем нож достала. Неужто лодочник, собака такая, осмелился…

– Не, не осмелился. Хотя, может быть, и хотел. А ножик я ему просто так показала – он сам просил.

А над Москвой все плыл звон кремлевских колоколов, подхваченный на многих городских колоколенках. Как верно заметил лодочник, это вовсе не был тревожный набат, да и особенной праздничности в сем звоне не слышалось. Дребезжали колокола не величественно, а так, строго по-деловому, будто что-то важное сообщить хотели.

– Верно, ловят кого-то, – сворачивая в темный проулок, предположил Михутря. – Сообщают, чтоб задерживали всех подозрительных. Случаем, не вас?

– Может, и нас, – Маша повела плечом и хитро прищурилась. – А ты что такой веселый-то?

– Вас, ваше величество, очень рад видеть!

Как бы то ни было, а из Москвы нужно было срочно бежать, выбираться! Частный московский предприниматель Григорий Ершов пока еще верил в легенду о литовском купце и его людях, однако это именно что – пока. Пока не пошли по дворам ушлые приказные людишки, пока не закричали по площадям глашатаи, не зачитали приметы беглецов, не огласили список их вин, а самое главное – обещанную за способствование поимке сумму.

Впрочем, в случае с Ершовыми дело было не в сумме, в конце концов, деньги они и сами зарабатывали прекрасно. Другое дело, что в случае чего приказные велением царя запросто могли отобрать бизнес. Под любым предлогом отжали бы постоялый двор, лишили бы выгодных подрядов. Так что ссориться с властью Григорию было не с руки – беглецы это хорошо понимали.

Выбраться из столицы оказалось не таким уж простым делом. Приказные сработали оперативно – были уже готовы и приметы, на всех дорогах стояли отряды стрельцов, проводили досмотры да обыски. Все ловили опальную княжну Марию Старицкую, за которую государь обещал целую сотню талеров, шубу с царского плеча, а холопам – свободное звание.

Маша, конечно, изменилась с московских времен: выросла, похорошела… И все же слишком уж многие ее на Москве знали, помнили. Особенно дворня, и этого следовало опасаться больше всего.

Окромя всего прочего, во всех сыскных грамотах указывалось, что со «Старицкой прелестницей ведьмою» может быть «муж лет тридцати или чуть более, высокий, телосложения крепкого, волос и борода – светлые, с рыжиной, говор – ученый, „с мнози непонятными словесы“».

– На всех дорогах лютуют, – напившись кваса, докладывал вернувшийся из разведки Михутря. – Иных дев и заголяться заставляют, такоже и подозрительных отроков – а вдруг то дева переодетая?

– На всех дорогах, говоришь? – переспросил Магнус. – И на том тракте, что в Александровскую слободу ведет?

– Ну, на том не так, – Михаэль хмыкнул и подкрутил усы. – Беглецы ведь в пасть царю не полезут.

– А мы так и сделаем, – негромко промолвил король. – Прямо в пасть и сунемся. А там – поглядим.

На Торговой (будущей – Красной) площади беглецы купили воз соленых осетров и простой возок – не пешком же за осетрами тащиться? Там же невдалеке, близ приказной избы, Михутря уговорил писаря смастырить подорожную грамоту, чтоб было все честь по чести: мол, везут к царскому столу осетров, выловленных там-то сям-то, засоленных по такому-то рецепту ляпкиным-тяпкиным.

Так вот, с осетрами, с грамотою, и поехали. Машу, крепко подумав, решили отроком не наряжать, оставить, как есть – девкою. Девичьи-то округлости под одеждой мужской не особо скроешь, любой приметливый человечек заинтересуется, а приказные да стрельцы еще и разденут. Оно надо?

Вот и осталась королева в девках, только – в простолюдинках ныне, в дочках купеческих. Все, что надобно, там же, на торговой площади, и купили. Обрядилась Машенька в сарафан да в сапожки черевчатые, волосы луковым отваром выкрасила, косы заплела, на голову платом баской повязала, щеки нарумянила, набелила лоб, насурьмила брови. Как тогда и принято было – уж от души!

Арцыбашев как глянул, так и обомлел, не узнал супруги! Не девушка – кукла. Как есть – кукла фарфоровая, или, по-современному говоря, фотомодель.

Так заставы все и проехали, кроме одной – последней или самой крайней, перед самой Александровской слободою. Тут, недалече, и у Старицких были когда-то вотчины. Впрочем, много где были – род-то, чай, знатный, Рюриковичи, не хухры-мухры.

На последней заставе сильно заинтересовались. Нет, не Машей и не Магнусом, а… осетриной! Хорошо ли засолена, да не отравится ли батюшка-царь? Бывший при стрельцах подьячий даже затеял пробы – самолично выхватил кусочек, облизнулся… да протянул худородному служке:

– А ну-тко, отпробуй, Онфим.

– Ась?

– Осетра, говорю, спробуй, черт худой… Что на девку-то вылупился?

– Так я это… Осетра?

Поправив на голове шапку, парнишка откусил кусок. Прожевал. Губы его растянулись аж до ушей:

– Вку-у-усно!

– Вкусно ему, ишь…

– Не соблаговолите ли, уважаемый, взять за труды кусочек? – купец поступал как надо, как принято… Подьячий ухмыльнулся в бороду: чего ж и не взять, когда вот так вот, со всем уважением?

– Ладно уж. Давай корзинку да проезжайте… Что, корзинки нет? Ну, уж пес с вами – возьмем и в свою. Онфимко! Да ты спишь там, что ль? Корзину, говорю, тащи!

Молодой – лет шестнадцати – служка во все глаза таращился на «купецкую дочку»… За что после проезда воза словил от подьячего хорошую оплеуху.

– На вот тебе, паря! Чтоб порасторопнее был да на девок не засматривался. На вот тебе, н-на! Я вот тя посейчас ишшо и в розги велю.

– Ой, батюшко Федосий Ильментьевич, не надо в розги, Христом-Богом прошу! – размазывая по лицу пущенную только что юшку, возопил отрок. – Я ить узнал! Узнал!

– Да кого, пес, узнал-то? Боярина Осетра Батьковича?

– Боярышню! Княжну… ну, эту самую, ведьму. Про которую в грамоте…

– Что-что? – вот тут уже насторожились и подьячий, и стрелецкий десятник. – А ну, повтори.

– Так я и говорю, – утирая кровавые сопли, Онфимко ощерился, словно жеребец. – Там, в возке, никакая не купецкая дочь. Княжна это, Марья Владимировна Старицкая! Язм ее во-от с таких малых лет знаю, мы у Старицких в холопях, в челяди дворовой были. Она! Христом-Богом клянусь!

– Та-ак… – почмокав губами, подьячий поглядел на десятника. – А ну-ка, Иване Филатыч, стрельцов-от за возом отправь. Пусть деву притащат, а мы поглядим.