В предместьях в палисадниках кое-где пробивались знакомые цветы, но их забили бурьян с крапивой, да и те уже высохшие – искра упадет, они и загорятся. Наверно, по жаре жещинам не по силам было пропалывать клумбы, но уж хоть скосить сорную траву мужчины могли? Дел-то – пару раз косой махнуть! Да хоть коз запустить, мигом бы выщипали все до земли…
Однако, казалось, никого не заботит унылый и даже убогий вид, который обрели когда-то ухоженные улицы и переулочки. Помню, принято было каждую весну белить стены, стволы деревьев и красить заборы, но, похоже, этого уже давно не делали, и все стало серым, тусклым, каким-то… выгоревшим, самое верное слово!
– Вот о чем говорил Маррис, – проронила я. – Ты это имел в виду, когда сказал, что я не узнаю столицу?
– Именно, – кивнул Рыжий, а я поморщилась, увидев кучу мусора посреди мостовой. Над ней роились мухи.
Впрочем, после груды гнилой рыбы, сваленной прямо у причалов в порту, меня уже ничто не удивляло. Через ту склизкую вонючую грязь меня и Леату «слуги» переносили на руках, а Медде пришлось идти самой: ее сумел бы поднять разве что Рыжий, но ему это было не по чину.
– Город похож на прокаженного, – сказала вдруг Медда.
– Прокаженные так не воняют, – хмуро ответил Ян, и мы снова умолкли.
Экипаж медленно двигался по улицам. Вооруженная свита ехала следом – лошадей пришлось взять напрокат в ближайшей конюшне, на «Ястребе» перевезти собственных коней не было никакой возможности, слишком мал. Двух-трех еще удалось бы разместить, но что толку?
– Береги Твана, Деррик, – сказала я на прощанье егерю и погладила коня. Тот ласково прихватил меня губами за ухо. – Ты знаешь, чей он сын.
– Еще бы не знать, госпожа… – улыбнулся он. – Сколько конюхов твоя кобыла искусала, и не счесть, а сынок в нее удался! Помню, только князя всерьез не трогал, если и куснет за плечо, так играючи…
Я вспомнила, как Тван цапнул Рыжего, и невольно улыбнулась.
– И за Маррисом присматривай, – добавила я. – Нечего ему делать в столице.
– Понятно, госпожа, – кивнул Деррик. – Ну да отсюда он далеко не уйдет, здешние помогут, если даже я не досмотрю. Но такого со мной не случалось!
– Да? А кто дрых без задних ног на постоялом дворе, когда Маррис к нам вломился? – прищурилась я. – Лучше уж вели мальчишкам приглядывать за ним как следует, а то с него станется коня увести… Сам шею сломает – ладно, но вот навредить он из самых благих намерений может так, что и нарочно не придумаешь!
– Понимаю, госпожа. На себя одного полагаться не стану, это боком выходит, – серьезно ответил он, а я еще раз погладила Твана и отправилась вразумлять Марриса.
Признаюсь, больше всего хотелось проделать это при помощи топора. Ну или хотя бы сучковатого полена, потому как доводов рассудка Маррис слышать не желал. В конце концов даже Рыжий вышел из себя и пригрозил связать упрямого парня и оставить в лодочном сарае до весны, если не уймется… Не помогло.
– Госпожа, я сумею вам помочь! – твердил тот, не слушая остальных. – Я знаю командиров! Знаю, как сейчас охраняются входы во дворец! Я…
– Ну так расскажи, мы запомним, – сказала я. – Тебе там нечего делать, Маррис. Ты, если не забыл еще, погиб. Отправился ловить негодяев, которые сожгли поместье принцессы Жанны, и то ли где-то сверзился с коня, а тот удрал, то ли тебя дикий зверь задрал, то ли лихой человек повстречался… Тебя нет. И не советую тебе воскресать до тех пор, пока на троне сидит мой зять! Ладно, своя голова тебе не дорога, но мою-то пожалей! Меня ведь тоже нет в живых, и я предпочитаю, чтобы Рикардо верил в это как можно дольше…
– Я останусь на корабле, госпожа! – уверял он. – И я тоже могу замаскироваться, как Рыжий! Мне и краска не нужна, волосы темные… Отращу бородку, и меня никто не признает в этом тюрбане!
– Ты даже языка не знаешь, – сказала Леата, случившаяся поблизости. – А для слуги, которому полагается открывать рот, только когда господин разрешит, у тебя слишком длинный язык. Не бери его с собой, госпожа, беды наделает!
– Я и не собираюсь, – ответила я. – Маррис, ты остаешься с Дерриком. Это мое окончательное решение.
– Я не нужен тебе, госпожа? – негромко спросил он.
Вопрос был щекотливым, и я постаралась ответить как можно более обтекаемо:
– Мне всегда нужны верные люди, Маррис, но сейчас тебе придется остаться здесь. Одним своим присутствием ты можешь поставить под угрозу всю затею, так что будь добр, потерпи. А когда – и если – мне удастся занять свое законное место, поверь, я не забуду твоей преданности и доблести!
Кажется, это оказались нужные слова, и он смирился… или сделал вид, что смирился.
– Мерзкий вид, хозяйка? – шепнул мне Рыжий.
– Это мягко сказано, – ответила я, радуясь тому, что на мне покрывало и никто не может разглядеть гримасы отвращения на моем лице. Это же покрывало хоть немного, но приглушало запах гнили, помоев и… нет, я не хотела знать, что именно так воняет! Лошади – и те фыркали недовольно, не желая ступать по вываленным на мостовую отбросам, по нечистотам и неизвестного происхождения хламу. – Город был совсем другим… Знаешь, я думала: может, я наблюдала его сквозь скрещенные пальцы, так дети делают, видел?
– Конечно. Считается, так можно увидеть волшебный народец.
– Вот именно. Но нос-то я при этом не зажимала!
– Меня сейчас точно стошнит, – пробурчала Медда. Ей было тесно на полу экипажа, но куда деваться? – Да в самой захолустной деревне в хлеву так не воняет! И это не просто отбросами несет, госпожа, сам город гниет заживо. Я почти не ошиблась… Прокаженные и впрямь так не пахнут, а те, кто от гнилой горячки помирают, – еще как!
Я покосилась в сторону и вздрогнула: на перекрестке сидела хромая Бет, как обычно по осени, с корзиной яблок. Только прежде она зазывала покупателей, расхваливая свой товар на все лады и ее сочный говорок волей-неволей привлекал внимание, как и темно-красные, крупные, глянцевитые яблоки…
Сейчас она, совсем старая, ссохшаяся, глядела в никуда, сгорбившись и свесив между колен крупные натруженные руки, а в корзине пылились кривобокие, вялые плоды. Редкие прохожие шли мимо, даже не взглянув на Бет, а ей будто было все равно…
– Рыжий, – я осторожно тронула его за руку, – дай монету этой торговке.
Бет вздрогнула, когда наш экипаж с шумом остановился возле нее, а пышно одетый тэш небрежно бросил в корзину золотой. Длиннорукий Ян ловко выхватил оттуда яблоко и ткнул возничего в спину, чтобы не мешкал.
Экипаж тронулся. Я обернулась: хромая Бет смотрела нам вслед, и, когда мы встретились с нею глазами, мне показалось, она будто проснулась, да так и осталась на перекрестке, подле корзины битых яблок, которую сама же, вскочив, и опрокинула, с золотой монетой в руке…
– Червивое, – сказал Ян, разломив добычу. – Других нынче, поди, и не сыщешь.