Безобразная Жанна - читать онлайн книгу. Автор: Кира Измайлова cтр.№ 25

– А я, выходит…

– А ты будешь моей супругой, – фыркнул Рыжий и бесцеремонно стащил меня с кровати. – Ты же помнишь, женщины в Шонгори закрывают лица так, что только глаза видны!

Тут он накинул мне на голову простыню, а я, припомнив, как выглядели шонгорские красавицы, прикрыла лицо и опустила очи долу.

– Отлично! – радостно сказал он. – Еще глаза погуще подрисовать, побрякушек нацепить побольше, ну там… ожерелья в три ряда, браслеты, перстни, какой-нибудь самоцветный обруч на голову, чтобы покрывало не сползло… Волосы у тебя черные, так что, если и мелькнут, не страшно, а вот лицо…

– Придется зашивать эту штуку прямо на мне, – серьезно сказала я, – рисковать не стоит. Это тамошние женщины к ним привыкли, а у меня этот намордник и соскользнуть может. И зря ты так говоришь насчет волос: показывать их посторонним, особенно если женшина замужем, нельзя, это позор.

– Ну, тогда и впрямь придется зашивать, – одобрил Рыжий и снова оглядел меня. – Вылитая дар-ари! Так, кажется, называют любимых жен?

– Старших, – поправила я. – Любимая будет дар-хамэ. Вообще любая жена – дар-мори, наложница – эр-мори…

– Любимая наложница – эр-хамэ, – подхватил он, – а невольница, кажется, хан-мори, верно?

– Да.

– Ага, это я уловил… Вот говорю же, на мелочах засыпаться проще простого… Ну да об этом по пути потолкуем, времени хватит.

– Но как же слуги?

– Хм-м… Ян будет телохранителем, – подумав, ответил он. – Шонгори любят держать при себе страхолюдных слуг, нарочно выискивают: я слыхал, на невольничьих рынках такие вот люди дороже красавиц ценятся, особенно, если они от рождения такие, а не с увечьями, к примеру. – Рыжий перевел дух. – Из Медды сделаем твою верную служанку, у нее для наперсницы-охранницы как раз сложение подходящее! Лицо у нее тоже будет закрыто, глаза темные… А если что, всегда можно сказать, что она невольница невесть какого роду-племени, эта твоя хан-хамэ!

– Хан-хадэ, – поправила я, – она же просто служанка, а не рабыня для удовольствия.

– Тьфу ты, – огорчился он, – понапридумывают же…

– Рыжий, это все очень увлекательно, но они ведь языка не знают!

– Пару фраз запомнят. И вообще, слугам при господах не полагается рта раскрывать, если их не спрашивают, – отрезал Рыжий и сдернул свой импровизированный тюрбан. – Кстати, Ян вполне может прикинуться немым и только угукать, свистеть и щелкать. Я эти звуки прекрасно разбираю – так контрабандисты в лесу переговариваются – и тебя научу. Я стану говорить на здешнем языке в знак уважения к правителю, причем с ужасным акцентом, а тебе как приличной жене придется помалкивать. А вот между собой мы можем перекинуться фразой-другой на чужом наречии, на случай если кто-то станет подслушивать. Ну там… Я тебе выговорю, чтобы не стреляла глазками в чужестранцев, а ты станешь уверять, будто ничего такого и не мыслила, просто любопытство одолело…

– Ну… допустим, – согласилась я, – это может получиться. Клешнявого с собой брать нет смысла, а Деррик? Его могут помнить при дворе! Не вельможи, так слуги непременно опознают.

– Его мы тоже не возьмем, – кивнул Рыжий и снова улегся, закинув руки за голову. – Найдем десяток контрабандистов повнушительнее – они почти все черные от загара, – нарядим поярче, вот тебе и слуги, и охрана. Слугам урожденными шонгори быть вовсе не обязательно, их частенько из невольников подбирают. А язык эти парни худо-бедно знают, торгуют все-таки! Клешнявый неплохо объясняется на шонгори, кстати. Жаль, его не замаскируешь толком, очень уж физиономия для здешних мест характерная, а вовсе не для заморья…

– Да при дворе мало кто разговаривает на этом наречии! – улыбнулась я. – Так что они могут любую чушь нести, хоть цены на рыбу обсуждать…

– Это только если в крайнем случае. Мелочи – штука опасная, в них легче всего ошибку допустить, я уже говорил… А теперь давай спать… Доброй ночи.

– Доброй ночи, – кивнула я, задула свечу и легла, глядя в темный потолок.

«Что ж, – подумала я, – это безумная авантюра, но… какой-никакой, а шанс подобраться к Рикардо!»

Удивительно, но я заснула очень быстро: видно, сказывалась с отвычки физическая усталость, вдобавок дождь убаюкивающе шелестел за окном, а Рыжий (слава Создателю, он не храпел!) дышал так ровно и мирно, что и меня потянуло в сон. А еще – в этом покосившемся доме, рядом с несколькими чужими людьми, – я чувствовала себя в разы спокойнее, чем в поместье. И, хоть я и положила верный топорик под руку, все равно не вскакивала поминутно, таращась в ночную темень: нет ли там кого, не идет ли кто, не скрипнет ли половица?..

Снилась мне охота. Не одна из тех, что стали роковыми для меня и Саннежи, просто какая-то из многих.

Саннежи любил полевую охоту, для того и взял ястреба, а в наших лесах не враз выучился находить дичь. У него на родине все больше пологие холмы, равнины да степь, простор, говорил он, далеко видать, а к горам и лесам еще нужно привыкнуть. Так и вышло, что обучались мы вместе: я была еще мала, меня только начали брать с собою, а он, чужестранец, старательно перенимал опыт старших. Схватывал он на лету и вскоре даже в самой чащобе показывал себя охотником не хуже других, но все-таки предпочитал бескрайние поля…

Даже не упомню, когда и где это было? Осень, верно, убранные поля стояли голые и пустые, лишь топорщилась колкая стерня да виднелись кое-где недожатые островки с парой десятков поникших колосков – кажется, их оставляли духам полей, чтобы те на будущий год не обидели урожаем.

Теперь можно было носиться где угодно, не опасаясь потоптать посевы, и я пустила Тви во весь опор. Она, пусть небольшого роста, была очень выносливой и резвой, могла обойти и коней из королевской конюшни, но в тот день мне было не до соревнований – просто хотелось скакать куда глаза глядят, чтобы холодный, пахнущий дымом и скорой зимой ветер бил в лицо…

И конечно, стоило мне вырваться вперед, как Саннежи нагнал меня и помчался чуть позади. Его конь был тех же кровей, что Тви, и такой же быстрый, только ростом побольше, всаднику под стать.

Тут из под-копыт с шумом вылетело несколько перепелок – мы вспугнули их с того самого несжатого островка, где они подбирали осыпавшееся зерно, – и Саннежи сбросил Зоркого с перчатки.

Ястреб взвился в небо, рухнул вниз – только перья полетели! Он был хорошо выучен, поэтому, сбив первого перепела, снова поднялся в воздух и настиг второго, отчаянно пытавшегося удрать, уже у самого леса… Зоркий знал, что хозяин не обделит его, а потому его не приходилось даже сгонять с теплой еще птицы, он спокойно отдавал ее Саннежи. Но горе любому другому, кто осмелился бы протянуть руку к ястребу и его добыче! Я уже упоминала: он был натаскан не только на дичь…

– Славная охота, тавани! – радостно крикнул мне Саннежи и спрыгнул с коня, чтобы подобрать перепелок и угостить Зоркого. – Ты приносишь удачу!