Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Кловер cтр.№ 112

Отец Тихон, с которым я встречался несколько раз, когда писал о нем в Financial Times, пожалуй, ключевая фигура среди нового поколения влиятельных идеологов из окружения Кремля. Он правит в белоснежных стенах под луковками-куполами Сретенского монастыря, в центре Москвы, поблизости от Лубянки. Обладающий харизмой кинозвезды отец Тихон кажется слишком ухоженным, ничуть не схожим с образом православного монаха, какой рисуют себе западные читатели Достоевского. Подбородок чуточку слишком рельефен, волосы до плеч слишком густые, пышные, а выступление по телевизору чересчур безупречно, невозможно себе представить, чтобы такие речи произносил безумный, предающийся самобичеванию аскет из «Братьев Карамазовых».

Его влияние в Церкви намного превышает достаточно скромную власть архимандрита, настоятеля, и причиной тому главным образом связи с Кремлем. О нем говорят, а он не подтверждает этот слух и не отрицает, что он – духовник Путина. Признает он лишь правдивость рассказа о том, как Путин до того, как стал на исходе 1999 года исполняющим обязанности президента (по всей видимости, в 1998 или 1999 году, когда он руководил ФСБ), появился однажды у ворот монастыря. С тех пор эти двое много общались и демонстрировали эту связь, Тихон сопровождал Путина в зарубежных поездках и поездках по стране, занимался вопросами Церкви. Ходят упорные слухи, что Тихон обратил бывшего полковника КГБ в православную веру и стал его духовником.

Отец Тихон действительно много знает о религиозной стороне жизни Путина. В 2001 году он дал любопытное интервью греческой газете, сообщив, что Путин православный христианин: он исповедуется, причащается и «осознает свою ответственность перед Богом за свое высокое служение и за свою бессмертную душу». Каждый раз, когда я брал интервью у отца Тихона, я уговаривал его раскрыть суть его отношений с Путиным, но всякий раз слышал в ответ, лишь что они хорошо знакомы. О том, в самом ли деле он духовник президента, архимандрит говорить отказывался: «Можете верить в эти слухи, если хотите, но не я их распространяю». Какова бы ни была истина, Кремль тоже считает для себя полезным не опровергать эти слухи. «Это очень личное, – отвечает в таких случаях пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков. – Я просто не знаю». Он подтверждает, что Тихон очень популярен и хорошо знаком с президентом. «Но никто не может знать в точности, духовник он или нет. Если кто-то знает, что вот – духовник, это уже не духовник».

Бывший студент ВГИКа, крестившийся в 1982 году в возрасте 24 лет, отец Тихон оказался в том необычайно влиятельном положении, в каком не раз оказывались и прежде деятели Церкви, приближенные к правителю, хотя он настаивает, и вполне убедительно: «Я – не кардинал Ришелье». Строго говоря, он прав, подтверждает Евгений Никифоров, друг Дугина со времен «Памяти»:

В нашей конфессии не принято обсуждать на исповеди нечто конкретное, ты просто говоришь: «Я украл» или «Я прелюбодействовал». Можешь уточнить, в каких масштабах, сколько раз, но подробностей не требуется. Если отца Тихона схватит вражеская разведка, он и под пыткой ничего особенного рассказать не сможет.

Связь между Путиным и отцом Тихоном во многих отношениях кажется необычной, но у нее есть исторический параметр. Посетители Сретенского монастыря не всегда замечают скромный каменный крест, особенно если не знают о нем заранее. Он стоит в саду, возле одной из белых стен, монахи чистят его, а женщины в платочках с умиротворенным выражением лица преклоняют перед ним колени. На одной стороне креста медная табличка: «Памяти всех верных православных христиан, замученных и убитых здесь в годы смуты».

Крест, воздвигнутый на этом месте в 1995 году, странно и трагически перекликается со зданием, стоящим всего в квартале отсюда, на другом конце Большой Лубянки, – со штаб-квартирой бывшей КГБ, той самой организации, которая в различных своих реинкарнациях убила и заточила более зоо ооо служителей Церкви – во имя провозглашенного в 1917 году атеизма. В советские времена и сам этот шестисотлетний монастырь был закрыт, в нем размещалась казарма НКВД, предшественника КГБ. Говорят, здесь проводились и казни.

Сегодня многое изменилось. Лубянка, штаб-квартира ФСБ, преемницы КГБ, сама обзавелась православной церковью, а обновленный, вновь действующий Сретенский монастырь символизирует странный союз Церкви с былыми гонителями. Он стал центром духовного возрождения правящих кругов России, непропорциональная часть которых набрана из бывших офицеров КГБ и явилась в Кремль 12 лет назад следом за Путиным.

Отец Тихон не считает нужным слишком останавливаться на несчастьях, причиненных Церкви тем самым институтом, который во всех смыслах снова правит Россией, – это не повод для публичных конфронтации, говорит он, но и утаивать ничего не нужно. Прошлое – словно тот каменный крест в монастырском саду: стоять стоит, но увидит его лишь тот, кто будет искать.

Он говорит, что никогда не примирится с советским периодом российской истории, но не считает, что преступления НКВД и КГБ каким-то образом затрагивают ныне живущих: «К ним это никакого отношения не имеет. Все равно что винить каких-то американских солдат за то, что происходит сейчас во Вьетнаме». Чем возлагать на кого-то вину, отец Тихон предпочитает встроить эти семьдесят лет в единый свод истории российской государственности. Ведь даже многие офицеры КГБ, работая на советское государство, на самом деле служили России: «Те офицеры разведки, которых я знаю, делали то, что они делали, во имя Российского государства, так что обвинять их в репрессиях было бы безусловной напраслиной».

Это пока еще не самая распространенная в Церкви точка зрения, особенно среди рядовых священников, бывших диссидентов. Но именно эту точку зрения приветствует и культивирует кремлевское руководство, которое с лихвой компенсирует свое атеистическое прошлое и не прочь воспользоваться церковной символикой. Согласно опросу 2010 года, Церковь является в России вторым по уровню доверия институтом, хотя лишь небольшое число россиян посещают ее регулярно. Падение собственного рейтинга и усиление уличного протестного движения, видимо, побудили Путина активнее сближаться с Церковью. Сретенский монастырь оказался в средоточии этих усилий, глава одной московской рекламной компании даже игриво называл монастырь «идеологическим отделом Кремля». Не такая уж это шутка: отец Иннокентий Павлов, который вышел из Церкви в 1993 году и сделался известным либеральным оппонентом православных институтов, говорит, что сомневается, стоит ли за вдруг обретенной религиозностью российских правителей что-нибудь, кроме соображений политического момента. «Наши вожди усвоили одну полезную вещь из уроков научного атеизма, – посмеивается он. – Вольтер сказал: если бы Бога не было, его надо было бы выдумать. И они сказали себе: «Отличная идея, так и сделаем»».

В автобиографии Тихона Путин не упоминается. Его книга «Несвятые святые» произвела сенсацию – бестселлер 2012 года, побивший даже переводные «Пятьдесят оттенков серого». Эта книга перебросила мост между Церковью и коммунистическим периодом Российской истории, приводила к норме то, что никак нельзя назвать нормальным, и помогала русским восстановить религиозную традицию. В то же время книга исподволь успокаивала россиян, томившихся беспокойством, не лежит ли на их дедах и родителях тяжелая вина.