Дворцовые тайны - читать онлайн книгу. Автор: Кэролли Эриксон cтр.№ 44

Я не могла не восхищаться Анной в тот день — она была прекрасна. Мы, фрейлины, провели часы, готовя ее к выходу. Мы расчесали жесткие волосы Анны так тщательно, что теперь они струились по ее спине темной волной, с помощью мазей и притираний мы выбелили ее кожу, а затем помадами и румянами добавили нежных цветов ее губам и щекам. Анна была возбуждена и взволнована. Руки ее тряслись, когда она заняла свое место в открытых носилках, и мы расправляли складки ее длинных пышных юбок. «Сегодня день ее триумфа, — подумала я, — день ее полной и окончательной победы…»

Но когда коронационная процессия достигла Фенчерч-стрит, из толпы послышались крики и улюлюканье. Люди расступались, чтобы дать дорогу кортежу Анны, однако не скупились на проклятья, оскорбления и издевательский смех.

— Шлюха! — кричал народ. — Потаскуха! Дьяволица проклятая!

Приставы короля живо принялись раздавать удары направо и налево своими жезлами, но крики и оскорбления не прекращались.

— Добрый король Гарри, возьми свою законную жену обратно! Сожги ведьму! Шлюху — в колодки!

На лондонцев возложили тяжкое бремя новых пошлин, чтобы оплатить расходы на коронацию и сопутствующие ей празднества, и горожане были не в восторге от того, что им пришлось раскошелиться в честь той, кого они презирали. Люди отпускали грубые шутки вслед Анне, они призывали вернуть королеву Екатерину и благословляли ее имя, они предсказывали несчастья стране и королю. Когда я услышала эти шумные протесты, мне подумалось: а вдруг силы зла действительно восторжествовали? Возвышение Анны не просто злило народ, оно его пугало! Где справедливость и милосердие Божие, если добрую королеву Екатерину оказалось так просто устранить и заменить нечестивой соперницей? Где Господь с его небесным воинством, когда мимо проносят ведьму и распутницу во всей ее красе, разодетую в пух и прах?

Движение нашей процессии то тут, то там приостанавливалось: музыканты принимались играть веселые мелодии, актеры декламировали длинные хвалебные речи и разыгрывали спектакли по пути нашего следования. Шум временами становился невыносимым, меня под напором толпы охватывал безотчетный страх, а мерзкие вопли черни его только усиливали. К тому времени, когда кортеж достиг Стрэнда, я еле держалась: меня тошнило от запаха немытых тел и уличной вони, вокруг колыхалась пьяная, танцующая, поющая и бранящаяся толпа, от которой не было спасения.

Бриджит, которая сидела рядом со мной в наших носилках, почувствовала мое состояние и крепко обхватила меня.

— Потерпи, Джейн, осталось совсем немного, — как всегда рассудительно заговорила она. — Помни — сегодня день Анны, а мы здесь, чтобы служить ей. Подумай, каково приходится нашей новой королеве — ребенок брыкается в ее чреве, а желудок все последние месяцы не может удержать пищи.

К этому времени ребенок внутри Анны уже шевелился вовсю, и повитухи уверили короля, что угроза выкидыша на первых месяцах беременности миновала. Коронация проходила в последний день мая 1533 года. Принц должен был родиться во время сбора урожая.

Несмотря на то что на следующий день после шествия по улицам столицы коронация состоялась без всяких происшествий и новый архиепископ Кентерберийский возложил корону Англии на голову Анны, жителям Лондона по-прежнему казалось, что порушены основы основ их жизни. Теперь, когда королевская шлюха воссела на престол, начали во множестве возникать и распространяться слухи о странном свечении на небе и о грозном подземном грохоте. Громадные рыбины в сотню футов длиной выбрасывались на илистые берега Темзы, а в каждом приходе возросло число тех, кто в отчаянии сводил счеты с жизнью.

Утопленники и удавленники по собственной воле стали не единственной жертвой коронации. В тот день, когда в честь новой королевы давался торжественный обед из двадцати семи блюд, где все мы присутствовали, с улицы донеслись тревожные возгласы, а затем крики боли, стоны и хрипы. Сотни голодных лондонцев ринулись сметать с на крытых для них под открытым небом столов праздничное угощение, началась давка, в которой многих затоптали и задавили насмерть.

Господь подал нам знак, что Он гневается на Англию за грехи ее правителя. Мы получили новое доказательство того, что мир сей изменился бесповоротно, тьма пала на нашу землю и наша жизнь никогда уже не будет прежней.

Я месяцами избегала Уилла, но бесконечно так продолжаться не могло. Наши пути вновь пересеклись при дворе, поскольку, как и предсказывал Нед, Уиллу суждено было возвыситься за счет тех качеств, которые были у него в избытке и способствовали успеху на поприще королевской службы. Всесильный Томас Кромвель указал королю на Уилла, когда освободилось место главного постельничего в свите принца Генри Фицроя, и Уилл без промедления был назначен на эту должность. И поскольку король требовал, чтобы Фицрой, которому во время коронации Анны было уже четырнадцать лет, присутствовал на каждой важной церемонии, пиршестве или празднике, дававшемся при дворе, и занимал там самые почетные места, Уилл также постоянно был на виду, и я неизбежно оказывалась с ним рядом.

Забавно, что Уилл, который когда-то желал лишь одного — зажить скромной жизнью сельского дворянина, вдали от суеты и интриг королевского двора, теперь неуклонно втягивался в орбиту ближнего круга короля, словно некая неведомая сила толкала его к средоточию власти и мирской славы. С каждым разом, когда я его видела, он выглядел старше, делался как-то весомее в речах и облике (в том числе и в буквальном смысле, так как заметно потолстел) и все меньше и меньше напоминал того простодушного, нежного и преданного юношу, которым я восхищалась всю свою сознательную жизнь. Теперь это был важный человек на высокой должности, серьезный и солидный, но не обладавший беспощадностью Неда, который во имя собственного успеха готов был идти по головам. В придачу к хорошему доходу место главного постельничего юного Фицроя принесло Уиллу целый ряд существенных привилегий. Как и его отец, он был назначен на ответственные посты и стал сборщиком пятнадцатины, поставщиком пороха для Тауэра и констеблем королевского замка Этал. Каждое назначение увеличивало его и без того щедрое жалованье. При этом на деле бремя его обязанностей несли его подчиненные. Теперь Уилл одевался щеголем, носил шикарные камзолы и рубашки из тонкого полотна с фламандским кружевом, шапочки, украшенные самоцветами, и перчатки тонкой кожи. Его короткие пальцы нынче были унизаны перстнями, а туфли сверкали золотыми пряжками.

Да и манеры Уилла сильно изменились. Каждый раз, когда я его видела, он громким голосом отдавал приказы своим подчиненным или распекал их за истинные или мнимые упущения. Как-то раз я услышала, как он отчитывает юного клерка, неправильно посчитавшего налог. Голос Уилла звучал резко и пронзительно, слова разили безжалостно:

— Почему ты ничего не в состоянии делать правильно? С первого же дня, когда тебя назначили здесь служить, за тобой приходится следить во все глаза, чтобы ты своими ошибками не испортил наши приходные книги, которые мы обязаны содержать в строгом порядке.