— Э-э-э, понимаю. — Тренер уже несся в расставленный капкан, как осел за морковкой. Глядя чуть мимо его грязной, давно не стриженной головы (при виде таких голов Лелька, как парикмахер, испытывала нравственные страдания), она заметила, как беззвучно исчезло стекло в оконной раме, и, отвлекая его внимание еще сильнее, хотя это казалось невозможным, провела руками по изгибам своего роскошного тела.
— Простите меня, Игорь Валерьевич, я так волнуюсь, — пролепетала она и чуть повернулась, чтобы успеть броситься к стоящему у двери стулу.
— Я что-то потерял нить нашего разговора, — признался тренер и обернулся на стук, раздавшийся у окна. Под окном вставал с корточек неизвестный ему мужик, а прямо на него мчалась огромная овчарка, вызывая в памяти чудище из «Собаки Баскервилей». Знойная красотка, к которой он уже начал испытывать интерес, метнулась к двери, захлопнула ее и зачем-то вставила в ручку ножку стула.
— Что тут происходит? — фальцетом закричал он и захрипел, падая на спину под тяжестью чудища, которое тут же вцепилось ему в горло. — Помогите. — Это было произнесено уже шепотом.
— Бог поможет, — спокойно ответил Дмитрий, взяв второй стул и спокойно садясь рядом с распластанным телом врага. — Дик, ты не там держишь. Так он разговаривать не сможет. Любезный, сейчас он отпустит твое горло, но лучше тебе не издавать ни звука без моей команды.
— Почему? — прошипел несчастный, чувствуя, как ослабевает собачья хватка, и тут же замолчал, пронзенный ужасом, — теперь собачьи зубы аккуратно сомкнулись вокруг его гениталий.
— Потому, — спокойно ответил Дмитрий. — Молодец, Дик. Умница. Я понимаю, что тебе противно держать за яйца это немытое чучело, но ты уж потерпи. — Лелька у двери, не выдержав, засмеялась.
— Что вам нужно? — жалобно, но тихо спросил тренер, реально оценивая угрозу, исходящую от жуткой псины.
— Да уж не твои фамильные драгоценности. Сейчас я включу камеру на мобильном телефоне, и ты мне обстоятельно и в подробностях расскажешь, как ты организовал преступную группу для травли собак.
— Ага, я совсем дурак в таком признаваться. — Дмитрий чуть приподнял бровь, и Дик тут же послушно сжал челюсти, заставив тренера закричать от страха.
— Не ори. Я же тебя предупредил, — укоризненно заметил Дмитрий. — Ладно, Дик, можешь немного ослабить хватку, я боюсь, чтобы тебя не стошнило. Итак, повторяю задание: рассказать на камеру, кто ты такой, как тебя зовут и как ты придумал и возглавил банду догхантеров. Давай, начинай.
Он достал из кармана телефон с надкусанным яблоком на крышке и навел его на лежащего на полу тренера.
— Тебе все равно никто не поверит, — запыхтел тот. — Доказательства, добытые пытками, в расчет не принимаются.
— Во-первых, где тут видно, что тебя пытают? — удивился Дмитрий. — Я, кроме твоей мерзкой рожи крупным планом, ничего снимать не буду. А во-вторых, с чего ты взял, что я собираюсь вмешивать в это дело правоохранительные органы?
— А зачем тогда запись? — Тренер был слегка сбит с толку, но неожиданно начал успокаиваться.
— А я ее в Сеть выложу. На все городские форумы. Хозяева, похоронившие своих любимцев, должны знать врага в лицо. Думаю, что после этого пару месяцев тебя периодически будут бить.
Мужик нервно сглотнул. По щекам его поползли красные пятна.
— Ты сумасшедший? — спросил он.
— Нет. Я-то как раз здоровый. Это ты сумасшедший. Садизм — это болезнь, психическое отклонение, ты разве не знал? Но я тебе гарантирую, что мы с Диком тебя вылечим. Не тяни ты время, вечер на дворе. Давай, исповедуйся, чучело.
Судорожно глядя в глазок видеокамеры, тренер начал говорить. Периодически Дмитрий задавал вопросы, что-то уточнял и переспрашивал, но запись все равно заняла не больше шести-семи минут. По скромным прикидкам душегуба, на счету организованной им группы было не менее пяти десятков погибших собак.
— Так, — удовлетворенно проговорил Дмитрий и убрал телефон в карман. — Первую часть Марлезонского балета мы закончили. Молодец, справился с поставленной задачей.
— А что, будет и вторая часть? — Тренер скосил глаза книзу, где между его разведенных ног примостился Дик.
— Конечно, балет всегда бывает в двух частях, — заверил его Дмитрий. — Дик!
Пес, не разжимая челюстей, поднял морду на хозяина и, получив едва заметный знак, сжал их сильнее. Тренер завизжал. С той стороны двери кто-то начал дергать ручку.
— Игорь, у тебя все в порядке? — Голос был женский.
— Я же велел не привлекать внимание, — укоризненно заместил Дмитрий. — Давай, исправляй ситуацию, иначе до того, как к тебе придут на помощь, ты станешь кастратом.
— Зинка, уйди, мы тут со знакомыми приемы отрабатываем, — тонким фальцетом закричал тренер. На лбу у него выступила испарина.
— А ты когда освободишься? — не успокаивалась настырная, неведомая Дмитрию и Лельке Зинка.
— Девушка, мы его отпустим минут через десять максимум, — заорал Воронов. Так громко, что Лелька даже вздрогнула от неожиданности. — Девушка, но если у вас с нашим товарищем запланировано свидание, то вы лучше не ждите. У него сегодня не получится.
— Почему? — глупо спросила сбитая с толку Зинка.
— Да потому что не встанет у него, девушка, — задушевно ответил Дмитрий. И, глядя на поверженного врага, ласково добавил: — Если вообще когда-нибудь встанет. — Прямо под собачьей пастью на штанах тренера начало расползаться мокрое пятно. — Фу, — поморщился Воронов. — Дик, прости ты меня за этого ссыкуна. Потом выйдем, водички попьешь. Ну что ж, дорогой ты наш товарищ, — снова обратился он к трясущемуся, жалкому существу в мокрых штанах, лежащему перед ним. — Запомни одну простую, как мычание, вещь, которую я тебе сейчас скажу. Хорошо запомни, надолго. Впечатай в память, так сказать.
Если в городе от отравы, даже случайно, погибнет хотя бы одна собака, то Дик выгрызет тебе яйца. Я это говорю абсолютно на полном серьезе. Я знаю, где ты работаешь и где живешь, поэтому, как бы ты ни прятался и ни хоронился, в один прекрасный день мы с Диком встретим тебя в укромном месте, и тогда ты всю оставшуюся жизнь будешь говорить тоненьким голосом и станешь на десяток граммов легче. Я не шучу. Отныне ты должен молиться, чтобы в городе не завелся еще какой-нибудь придурок, который захочет стать народным мстителем и травить собак. Можешь вести разъяснительную работу в массах, чтобы этого не случилось. Ты меня понял?
Тренер судорожно кивнул.
— Ты обзвонишь всех своих юных убийц и объяснишь им, что отныне ваша отравительная деятельность закончилась. Что ты им будешь говорить, как объяснять, как мотивировать, меня не касается. Но сроку я тебе даю три дня. Как раз синяки от зубов Дика сойдут. После этого любая погибшая собака будет на твоей совести, и ты можешь вбивать в стену гвоздь для твоих оторванных причиндалов.
Из глаз тренера катились крупные слезы страха и унижения.