— Что за чепуха! Не видел я никакого трупа, ничего не знаю о нем! — воскликнул я.
Портативная рация — одностороннего действия, и вести по ней одновременный разговор невозможно. Я закричал непроизвольно, хотя и знал, что Тупой Кабан меня не услышит, поскольку он не переключил рычажок на прием. Продавец насекомых успокаивающе похлопал меня по плечу, а женщина еще крепче прижалась к моему боку. Тупой Кабан продолжал:
«Разумеется, прямых доказательств того, что вы убили человека, у нас нет. Но косвенных улик более чем достаточно. Любая огласка — и вам не поздоровится. Мы служим обществу, и, когда в мусоре, сбором которого мы занимаемся, оказываются незаконно попавшие туда предметы, обязаны сообщать об этом властям. Но, тем не менее, мы готовы забыть о своем долге и замять дело. Мой сын, я думаю, с вами? Скажите ему, чтобы не упорствовал. Таков уж удел родителей — всё сносить от своих детей. Я считаю, что вы заняты очень важным делом, и готов оказывать вам негласную поддержку. У меня и в мыслях нет загонять вас в угол; думаю, что и в дальнейшем мы сможем сотрудничать. Прием».
Зазывала закричал, наклонившись к переговорной трубке:
«Важным делом, говорите? Это вы об уничтожении отходов? Прием».
«Не прикидывайтесь. Мне все известно, я говорю об атомном убежище. Это дело имеет огромное будущее. Следует проявить дальновидность. Нам нужно всё спокойно и обстоятельно обсудить, причем не по рации, а встретившись лично. Я здесь, у себя, уже веду активную вербовку членов. Все как на подбор, сила немалая…»
— По-моему, он угрожает, — шепнула мне на ухо женщина. — А вся эта болтовня о трупе — хитрая уловка.
— Кажется, они нас опередили, — прикусил губу зазывала.
Снова раздался голос Тупого Кабана:
«Вы, я уверен, будете поражены. Заместитель мэра, директор кредитного банка, двое врачей городской больницы, глава компании „Складские помещения Хиситоми“ уже подписали контракты. Дело перспективное и будет, несомненно, развиваться. Вряд ли вы захотите влипнуть в неприятную историю из-за какого-то трупа. Такие вот дела. Прием».
Оставив рычажок на приеме, продавец насекомых вскинул голову и стиснул зубы.
— Капитан, вы действительно ничего не знаете об этом трупе?
— Представления не имею.
Зазывала, не дожидаясь моего ответа, вырвал переговорную трубку у продавца насекомых и переключил рычажок на передачу.
«Вы не можете сообщить причину смерти и возраст покойного? Прием».
«Появилось новое лицо? Кто вы такой? Прием».
«Казначей, а также пассажирский помощник капитана. Прием».
«Интересно. К сожалению, я не полицейский врач и поэтому ни причину смерти, ни возраст определить не в состоянии. Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Прием».
«Оставьте ваши домыслы…»
Зазывала снова переключил рычажок и посмотрел на меня:
— Может, кто-то из стариков и впрямь угодил в ловушку? Или не заметил, что делается под ногами, и сорвался с кручи?..
— Но ведь ловушки были обезврежены.
— Наверное, произошел несчастный случай, и они приняли необходимые меры.
— Нет, для того чтобы то вещество, которым смазали баллон с аэрозолем, затвердело, должно было пройти немало времени.
— Но труп может быть и давним, — вмешался продавец насекомых.
Раздался зуммер вызова.
— Может, это тот самый тип, за которым я тогда гнался? — Зазывала щелкнул пальцами. — Свалился в канал и утоп. А вдруг это труп продавца сладкого картофеля?
— Думаю, ты ошибаешься. — Дыхание женщины щекотало мне ухо. — Капитан же разговаривал с ним совсем недавно. Когда вы еще спали.
— Тогда, выходит, труп совсем свеженький. — Продавец насекомых, не давая зазывале раскрыть рта, отобрал у него трубку. — Не исключено, что его убили сразу после вашего разговора. Иначе и теперь бы вел переговоры именно продавец картофеля. Ведь отношение Капитана к Тупому Кабану им хорошо известно.
Зуммер вызова продолжал гудеть, действуя на нервы.
— Верно. Все это и в самом деле очень странно. Портативная рация установлена в кондитерской «Сэнгокуя». И выход на связь Тупого Кабана уже сам по себе подозрителен.
— Чудеса. — Зазывала облизнул губы и проглотил слюну. — Выходит, продавец картофеля предлагал отделаться от своего собственного трупа.
Продавец насекомых переключил рычажок на переговорной трубке.
«Подождите немного, мы обсуждаем ваше предложение».
И снова щелкнул рычажком.
— Если продавца картофеля убили в его собственной лавке, главное подозрение падет на Капитана, это неизбежно. Но каковы мотивы?
— Нет, немыслимо, да и, скорее всего, его вообще никто не убивал.
— Ошибаетесь. Мотивы есть, но у Тупого Кабана.
— Не будем выдумывать. Никто ведь еще не доказал, что жертва — продавец картофеля. — Рука женщины легко коснулась моего плеча. Ее слова показались мне справедливыми, и я тут же приказал продавцу насекомых:
— Давайте проверим. Попросите взять трубку Сэнгоку, и сразу же все станет ясно.
Кивнув, он переключил рычажок.
«Алло, извините, что заставили вас ждать. Дайте, пожалуйста, трубку Сэнгоку-сан. Прием».
«К сожалению, его здесь нет, но, если хотите, я ему всё передам… Прием».
«Но вы ведь находитесь в лавке. И при этом говорите, что его нет, как же так? Прием».
«Ошибаетесь. Я в нашей конторе у мандариновой рощи. Здесь тоже установлена портативная рация. Вы спрашиваете о продавце картофеля? Действительно, куда же он делся? (Слышен какой-то шепот.) Вот как? Он поехал на мотороллере за сигаретами. Должен вот-вот вернуться. Прием».
— Спросите, где находится труп, — сказал зазывала.
«Где находится труп? Прием».
«Не прикидывайтесь простачками. У мандариновой рощи, где же еще. И если вы не уничтожите его, нам придется отвезти труп в полицию. А стоит взяться за дело полиции, она всю каменоломню перевернет. Мне бы тоже хотелось избежать этого. Дайте мне сына, он, я думаю, стоит рядом и слушает. Сейчас самое время помириться. Не совершает ли он ошибку? Если злится за то, что я порол его в детстве, пусть так и скажет, но не нужно забывать и о родительском сердце. Приходилось вершить семейный суд, что поделаешь, у самого в душе осталась рана на всю жизнь. Отцовское сердце — никуда не денешься. Слышит он меня? Ты уж пойми, сынок. А разговоры о том, что я забил ногами до смерти жену, — злобная, беспочвенная клевета. В общем, нам нужно пожать друг другу руки, отец и сын все-таки. Мы должны быть вместе, да и я уже не тот. Характер стал мягким, как булочка со сладкой начинкой, — годы, никуда не денешься. Прием».
Протиснувшись между продавцом насекомых и зазывалой, я закричал в трубку: