– Все камеры наружного наблюдения, – продолжил доклад Крячко, – проверены. Ни одна не имела направления хотя бы примерно в нужную нам сторону. Вечерние опросы прохожих проведены. Половина действительно в указанное время регулярно ходит по этой улице. По нашим снимкам никого не опознали, бородатого не видели.
– Черт, где он мог украсть бороду и парик? – хлопнул рукой по столу Орлов. – Ведь профессиональные же средства, не самодельщина.
– Мы занимаемся и этим, – ответил Гуров. – Я велел ребятам из МУРа проверить все объявления о гастролях в Москве и, главное, в ближайшем Подмосковье в течение последнего месяца каких-либо эстрадных, цирковых или театральных коллективов.
– Почему гастролеров? – спросил Орлов. – Хотя ты прав. Красть у своих, московских, опасно. А иногородние приехали и уехали. Логично!
Глава 7
Капитан Морозов позвонил, когда Гуров и Крячко только вошли в свой кабинет после совещания у Орлова.
– Что у тебя, Костя? – Гуров сразу отметил, что звонок не плановый и оперативник как минимум хотел о чем-то посоветоваться. Обычно они созванивались в конце дня, если ситуация не позволяла Морозову приехать к Гурову.
– Есть одно заявление о краже у творческого коллектива, – сказал капитан. – Произошла она за шесть дней до убийства Левкина.
– Подожди, – перебил его Лев, – а где данная кража произошла, при каких обстоятельствах?
– В Щербинке. У них как раз торжества местного масштаба по поводу годовщины присоединения городского поселения к Москве. На торжества были приглашены творческие коллективы для выступления на нескольких площадках. Один из них – это эстрадный театр «Миражи» из Рязани.
– Ну-ну, Костя, не тяни кота за хвост!
– Я пока больше ничего не знаю, Лев Иванович. Пока только факт заявления о краже реквизита из гримерки. Я решил вам позвонить и сразу ехать туда.
– Да, езжай, Костя. Если среди украденного есть парик и накладная борода, то по полной возьми у них копии протоколов. Упрутся – сразу звони мне!
Гуров положил трубку на стол и задумчиво посмотрел на Крячко. Напарник еле заметно покачал головой. Да, старый друг прав, и интуиция говорит о том же. Через десять минут Гуров уже выехал в Щербинку. Пока он добирался до Щербинского УВД, Крячко уже успел организовать телефонограмму из главка МВД. И капитан Морозов, не знавший о телефонограмме и пытавшийся выполнить задание Гурова просто на голом энтузиазме, обомлел, когда одно появление полковника в здании УВД изменило ситуацию в корне. С Гуровым, а заодно и с Морозовым стали разговаривать предупредительно, приказы выполнялись быстро и точно. Молодой капитан пытался приписать это популярности Гурова и его харизме, пока не увидел телефонограмму.
Однако уже через пару минут Константин забыл и о телефонограмме, и о своих попытках добиться информации без чьей-либо помощи. Морозов подошел к сидевшему за чужим столом Гурову и заглянул через плечо в протокол, в котором было перечислено похищенное из гримерной труппы рязанского эстрадного театра «Миражи». Сыщик тыльной стороной карандаша провел по строкам, где был указан парик, потом накладная борода, потом «костюм театральный «Коломбина».
– Видишь, Костя?
– Вот, значит, откуда и костюм, Лев Иванович. Это что же получается, он заранее спланировал все? Обе свои выходки, которые, по его мнению, должны были убедить вас в серьезности намерений?
– Возьми, сними ксерокопию, – приказал сыщик и стал перебирать другие бумаги на столе.
Начальник уголовного розыска УВД сидел напротив и хмурился. Гуров перерыл материалы по заявлению театра о краже, но нигде среди объяснений и протоколов так и не нашел никаких описаний, хотя не раз упоминался некий мужчина, который… Наконец в кабинет ввалился, явно запыхавшись, молодой оперативник, который пробежал глазами по лицам и остановил свой взгляд на Гурове.
– Оперуполномоченный лейтенант Синицын, – представился он.
– Сядьте, – кивнул на свободный стул Лев. – Рассказывайте все по порядку. Как обратились сотрудники театра из Рязани, что вы предприняли, что удалось установить?
– Я тогда дежурил по управлению, товарищ полковник. Выезжал по их заявлению.
– Это все, что вы можете сказать?
– Не понимаю, товарищ полковник. – Лейтенант удивленно посмотрел на Гурова, потом на начальника уголовного розыска.
Крупный плечистый майор покусывал губу и непроизвольно барабанил пальцами по крышке стола. Наконец он не выдержал и начал сам объяснять, что в тот день поступил телефонный звонок из Летнего театра в Центральном парке, что группа была на выезде, что Синицын отправился в театр один на личной автомашине. Но Гуров быстро прервал его:
– Я понимаю вас, лейтенант – ваш подчиненный, и все же вопрос был адресован ему. Он – офицер, аттестованный сотрудник, способный, судя по всему, работать самостоятельно, принимать решения и нести за них ответственность. Нет? Я не ошибаюсь?
– Все верно, товарищ полковник, – нехотя согласился майор. – Просто…
– Просто ваш сотрудник почему-то не может двух слов связать и сформулировать элементарные выводы. Итак, кто звонил в дежурную часть и сообщил о краже?
– Это надо спросить у дежурного, – пожал плечами лейтенант. – Я могу узнать, кто именно в тот день был оперативным дежурным.
Гурову не хотелось жалеть этого мальчика в звании лейтенанта полиции. Он понимал, что виноват не только Синицын, виноваты и те, кто не научил, не привил, не требовал, а может, в чем-то и поощрял такое отношение к своей работе. Как часто Гуров стал сталкиваться вот с такой ситуацией, когда в подразделении делали все, чтобы уменьшить объем работы искусственно. До боли обидно порой было видеть вот таких молодых сотрудников, для которых преступление – это всего лишь галочка. Раскрываемое, значит, стоит заниматься, если сразу видно, что висяк, они сделают все, чтобы не работать по этому делу. А способов спустить расследование на тормозах много, и каждый оперативник их прекрасно знал. Были даже такие, которые из всех оперативных наук первым делом выучили именно науку, как поменьше работать и не отвечать за это.
Постепенно картина нарисовалась. Оперативный дежурный позвонил Синицыну вечером и сообщил, что произошла кража. Синицын выехал в Летний театр в парке, его встретил администратор и сразу провел в деревянное строение, где временно располагались гримерные. Синицын тут же вскрыл, как понял Гуров, недостатки в работе администрации театра, не обеспечившей сохранность материальных ценностей. Более того, по его мнению, с чем вежливая администрация театра со вздохом согласилась, это была прямо-таки преступная халатность, граничащая с провокацией. Это же какой человек пройдет мимо кошелька, оброненного другим прохожим! А тут пусть и не кошелек, но лезь кто хочет в окно, бери все, что понравится.
Гуров слушал, задавал вопросы, морщился, но терпел. Сейчас важнее было выудить из всего этого словесного хлама рациональное и полезное. Да, оперативник припугнул администрацию театра тем, что суд, если воры найдутся, вынесет частное определение, касающееся именно администрации театра. И когда он убедился, что желание искать воров у руководства театра пропало напрочь, он, как одолжение, стал изображать профессиональную деятельность. То есть описал положение комнаты в здании, доступность открытых и незащищенных окон, слабость дверей и дверных запоров, отсутствие надлежащей системы охраны имущества. Разумеется, он составил и список похищенного, стараясь минимизировать не только количество похищенного, которое и так было предельно мало, но и стоимость его, со слов, конечно, администрации.