Мы переворошили все сено, излазили весь чердак, вдоль и поперек – ничего.
Добравшись до противоположной стены, уставшие и чихающие от пыли, легли на спины, чтоб передохнуть.
– Он нас путает, – сказала Валя. – Он здесь, я его чую!
– Конечно, здесь, раз перстни подбрасывает.
– Как его заставить показаться?
– Не знаю… А надо? Что мы с ним делать-то будем?
– Ну, спросим, чего ему от нас надо, – неуверенно предположила Валя.
– Так он тебе и ответил… Как думаешь, сколько мы тут уже ползаем?
– У тебя телефон, посмотри…
Я взглянула на экран – полночь…
Мы услышали далекий и заунывный бой часов. Чердак наполнился призрачным бледным светом.
– Что-то мне не по себе, – призналась Валюшка, стуча зубами.
– Мне тоже…
Мы прижались друг к другу, не смея пошевелиться, и даже дышали через раз.
Внезапно под нами разверзлась глубокая воронка, сено закрутилось, как водоворот, затягивая нас, и мы, не в силах удержаться, съехали вниз.
Мы так громко визжали, что должны были разбудить не только моих деда с бабушкой, но и всю деревню.
Но сено полностью заглушило наши вопли.
Воронка, затянув нас, сомкнулась, заключив в кокон.
Валюшка, зажмурившись, бормотала «мамочки-мамочки…». Мы вцепились друг в дружку – не оторвать.
– Валя! – прозвучало едва слышно, будто сено шевельнулось.
Я заставила себя открыть глаза.
Она стояла напротив – черные волосы, высокая прическа, красная кофта, узкая юбка – мертвая молодая бабка Лида, точь-в-точь как на старой фотографии, и протягивала высушенную травяную вязанку:
– Валя, помоги мне!
Сама не знаю, откуда у меня взялись силы и храбрость, но я выхватила вязанку из призрачных рук.
– Уничтожь это! – взмолилась бабка Лида.
Ее начало корчить, она дико завыла, изогнулась, из спины ее выросли черные перепончатые крылья, хребет покрылся острыми зубьями, голова вытянулась, и вместо измученного мертвого лица на нас оскалилась мерзкая костистая морда, зубастая, с пылающими глазищами.
Чудовище взмахнуло когтистой лапой, стараясь вырвать у меня вязанку. Валя опять закричала в ужасе. А я разозлилась, как в своем сне:
– Пошла прочь!
Тварь полыхнула пламенем и зловонным дымом, я, почти теряя сознание от удушья, вспомнила слова молитвы, но произнести их уже не успевала:
– Господи, помилуй!..
На краю ускользающего сознания услышала издалека:
– Глаша! Валюшка!
Не помню, как мы оказались внизу под лестницей, кто-то усиленно растирал мне лицо снегом. Я смогла дышать и открыла глаза.
В воздухе пахло гарью.
– Где я?
– Жива, слава богу! – узнала я голос Ксюшы.
– Ксюх, ты откуда взялась?
– Прибежала! – Кто-то из ребят подсветил фонариком, и я увидела, как счастливо улыбается подруга. – Я успела, успела!
– А Валя? – Я села, оглядываясь.
– Здесь, – она закашлялась. – Что с нами было?
– Вот! – Я протянула ей измочаленную травяную вязанку.
– Не трогай! – Ксюша выхватила ее и начала брызгать чем-то из пластиковой бутылки.
– Что ты делаешь?
– То, что надо было сделать с самого начала, – объяснила она, – уничтожаю ловушку.
– Это у тебя что, святая вода? – удивилась я. – Откуда?
– Из церкви…
– А почему гарью несет?
– Чердак горит, – сказал Серега. – Прикинь, мы такие сидим, вас все нет, как провалились, наверное, час сидели, я окоченеть успел! И вдруг чую – дымом тянет. Сначала решил – из трубы: ну, бывает. А Юрка меня в бок тычет и говорит – сено занялось, сгорим! Давай девчонок вытаскивать. Райка – та совсем уснула, ну мы ее вытолкали, а сами – сено вышвыривать наружу. А вас-то нет! Нам не до смеху – живыми бы остаться. Как вдруг Ксюха, откуда ни возьмись. Ворвалась на чердак и давай водой поливать.
– Ага, – подхватил Юрка, – и «Отче наш» шпарила как заведенная! Тут мы вас и нашли, в самой глубине закопались, лежите как мертвые… А сено вокруг вас выгорело, как вы сами-то не сгорели, не пойму…
Я с трудом поднялась на ноги, голова кружилась.
– Ксюха, как ты догадалась в церковь пойти? – спросила.
– Рождественский сочельник, – ответила она. – Нечисть больше не может куражиться, выметает ее под праздник из нашего мира.
Она с усилием начала разрывать вязанку, бросая ошметки на снег:
– Все, больше нет проклятой вязанки, – сказала, – давайте сожжем остатки.
Мы собрали подгоревшее сено, соорудили за огородом костер и спалили ловушку на черта, в которую попалась Валина бабка Лида.
Потом еще возились с выброшенным с чердака сеном, затаскивая его обратно.
Эпилог
Я крепко проспала почти до обеда, как говорится, без задних ног.
Бабушка почему-то не разбудила меня и не устроила головомойку за испорченное сено.
Они с дедом обсуждали происшествие, приписав чуть не случившийся пожар случайности – мол, наверно, из трубы уголек выстрелил и попал на чердак сарая, сено чуть не занялось, но быстро потухло. Просто чудесное спасение!
И как они не заметили истоптанный двор, сажу и клочья травы…
Выйдя на крыльцо, я зажмурилась от яркого солнца. Весь двор был ослепительно бел и чист. Под утро пошел снег и покрыл все сотворенное нами безобразие.
Позвонила Раечка:
– Ты как?
– Вроде нормально…
– А твои?
– Представляешь, не заметили…
– Колю выпустили!
– Ой, вот это радость! Значит, он здоров?
– Врач сказал, праздники же, чего ему в больнице лежать, велел после зайти.
– А остальные как?
– Мы это… решили все в церковь на ночную службу пойти. Ты с нами?
– С вами, конечно!
– Здорово! Валюшке скажешь?
– Обязательно!
Валя зашла уже после обеда, глаза счастливые:
– Получилось, – сказала. – Мои помирились, как будто и не было ничего, представляешь!
– Я очень рада за тебя… если честно, не верится, что мы все это пережили…
– А мне бабка Лидка приснилась, – понизив голос почти до шепота, рассказала Валя. – Говорит, спасибо, что спасли, и друзей обязательно поблагодари. И вот еще, смотри, что нашла…