Ушли на хоккейную площадку. Она оказалась не чищена, с довольно толстым слоем снега, так что опасения Дениса об опасности приземлений не оправдались. Скинули куртки, встали в боевую позицию.
Влад кинулся на Дениса первым. Тот ловко ушел от захвата, перехватил его и бросил через бедро. Приземлившись в снег, тот привычно сгруппировался и вскочил.
Но теперь он был умнее и попытался достать противника ногой в прыжке. Тот стремительно отскочил, увернувшись, подождал, когда тот встанет на обе ноги и быстро подсек. Тот снова рухнул.
– Может, хватит, каратист? А то я мастер спорта по самбо. У тебя какой дан?
– Фиолетовый, – с неохотным уважением признался тот. – А че сразу не сказал, что самбист?
– А зачем? Так хоть размялись немножко. Аппетит нагуляли.
– Если думаешь, что я тебя на ужин приглашу, то ты это зря. Нам самим мало, как говорится.
– А я бы все равно отказался. Мы с Миленой только что из кафе. Сытый я. Временно довольный. Да и она наверняка сердиться будет, если я ни с того ни с сего к ее родным в гости припрусь. У нас с ней еще не та стадия знакомства, чтоб с родными знакомиться.
Влад натянул куртку и отряхнулся.
– Не надейся, что дойдешь до нужной стадии. За ней Витек ухаживает. И ты тут третий лишний.
– Посмотрим, – не полез в спор Денис. – Это не от него зависит, и не от меня.
– А от кого же? – удивился Влад.
– От Милены, естественно.
– Вот еще! Слушать всяких. Была нужда. Эти девчонки сами не знают, чего им надо. Сегодня одно в голове, завтра другое.
Денис проницательно посмотрел на парня.
– Что, на личном опыте убедился?
– Есть немного, – не стал отпираться тот. – Ладно, я пошел. И ты больше тут не отсвечивай, в смысле, нечего тебе здесь делать.
И ушел, оставив Дениса одного. Тот прохладно усмехнулся. Неужели Влад решил, что он будет выполнять его смешные приказания?
Посмотрел на окна дома. Интересно, какое окно Милы? Сердце странно замирало.
Выбирая окна, не заметил, как промелькнул почти час. Опомнившись, медленно пошел домой. Падал мелкий снежок, светила луна, настроение было удивительным. У подъезда своего дома увидел Веронику в стильной серебристой шубке. Нехотя поздоровался и хотел тихо проскользнуть мимо. Но она не дала, перегородив дорогу и уперев одну руку в стену, другой вульгарно подбоченясь.
– Что, ты меня даже видеть не хочешь? – язвительно спросила.
– Да не особо, – согласился он.
– Ты мне всю жизнь испортил! – она трагически вскинула глаза и поникла, как сломанный цветок, приложив обе руки к шее.
Денису эта поза показалась уж очень наигранной. Наверняка выверяла ее перед зеркалом, и не раз.
– Ты ее сама испортила, без моей помощи! – зло парировал Денис.
Она бросила не оправдавшую себя игру и зло поджала губы.
– Ты мне за это еще ответишь! – Вероника была настроена решительно. – Я этого так не оставлю!
Денис вздохнул. Как не любит он эти дурацкие разборки! Убедившись, что к ее разуму взывать бесполезно, попытался разозлить так, чтоб отстала сама:
– Чем ты недовольна конкретно? Тем, что не удалось меня к рукам прибрать? Или тем, что не удалось в мою семью влезть? Точнее будь добра, объясни свою позицию.
– Ты просто хам! – разъяренно завопила Вероника. – Я думала, ты добрый и отзывчивый, а ты просто наглое хамло!
– Что, не такой тихий и послушный, как ты рассчитывала? И лепить из меня нужные тебе песочные фигурки не получается? – Денис тоже разозлился и тяжело посмотрел на нее.
Вероника сжала кулаки, с негодованием глядя ему в лицо. Хотелось вцепиться ногтями в эти бессовестные глаза и расцарапать щеки. Ее даже трясло от злости и разочарования.
Прекратив с ней препираться, Денис молча отодвинул ее в сторону. Повернулся, держа плечи по-военному прямо, и вошел в подъезд. Вслед ему неслись какие-то вопли пополам с угрозами, но он ее больше не слушал. Быстро взбежал в себе, открыл дверь.
Мама давно была дома. Как обычно, сидела за компьютером и что-то быстро диктовала. Денис поцеловал ее в щеку и спросил:
– Ты что-то ела?
Она рассеяно посмотрела на него и переспросила:
– Ела? Не помню. Наверное, раз есть не хочу.
Денис пошел на кухню. Приготовленный им вчера омлет с беконом бесславно доживал свою жизнь в холодильнике. Понятно, мама на кухню даже не заглядывала. Вынул колбасу, нарезал хлеб, сыр, налил чай, разогрел омлет и пошел в комнату. Мама всё также увлеченно говорила в микрофон, на экране вслед за ее словами появлялась запись.
– Как хорошо, что сейчас появились такие чудные программки! – Восторженно заявила сыну, нажав на кнопку «стоп». – Представляешь, сколько времени мне нужно было бы набивать текст? А сейчас я на целую лекцию трачу всего-навсего три часа, и это с редактурой! Тогда как раньше я над ней корпела несколько дней.
– Это замечательно, мамуля, но только пойдем поедим. Я всё приготовил.
– Да? А я что, ничего не ела? – удивленно спросила мать.
– Ты ничего не ела, гарантирую.
– Странно, а мне показалось, что я сыта.
Анастасия Викторовна послушно отключила микрофон и пошла на кухню. Поев, спросила у сына:
– Как твои дела?
– Нормально. Как обычно.
– Мне так не кажется. Ты слишком напряжен. Что-то случилось?
Денис несколько смутился. Но скрывать свое состояние не стал. Они с матерью всегда были откровенны друг с другом.
– Знаешь мама, мне кажется, я влюбился.
Она с удивлением посмотрела на сына.
– Ты это серьезно? Или это твоя очередная шутка на тему «еще немного, и я женюсь»?
Он мечтательно улыбнулся.
– Я не шучу. Я встретил ее вчера. Случайно. На улице. Ее зовут Милена.
– Милена? Интересное имя. Славянское. Красивое очень. И без двойного дна. Не то, что мое.
Денис знал, что мать свое имя не любит, и в очередной раз ее укорил:
– Да ладно тебе. У тебя имя тоже красивое.
– Красивое. Если в его смысл не вдумываться.
– Ну и что в его смысле? Что плохого в переводе с древнегреческого «воскресшая»?
– Это прилизанный переводик-то. А конкретно «воскресший мертвец». Или, еще вернее, «зомби». Этого имени нигде в других странах нет. Мне порой кажется, когда Русь крестили, попы из Византии всласть над дикарями славянскими покуражились. Какие только нелепые имена не давали! Пользовались тем, что перевода народ не знал. Клавдия – хромоножка, Варвара – балаболка. Есть переводы и почище, типа Яков – пятка! Ну да ладно, ничего уже не поделаешь.