Метро 2033. На краю пропасти - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Харитонов cтр.№ 37

Девушка неосознанно перенесла сказку в реальность. Где была она – принцесса, и он – Игорь, странствующий принц, и удивительный мир, но не за границами башни, а за забором… И не хороший он, оказывается. Каким угодно можно видеть его, но только не таким. И что теперь делать, она не знала. Границы светлой сказки приобрели темные очертания, безрадужный и серый мир расстилался за оградой, внутри которой она прожила всю жизнь, и только немногие люди могли похвастать чем-то светлым. Они, как огоньки, сейчас все кружились вокруг нее, рядышком… И странноватый Джорджик, и его чудная зазноба Лидия, и хмурый, но добрый и заботливый Игорь, и Яр…

В этот момент юношу грубо затолкнули в камеру, стражники развернулись и ушли, скорчив рожи, будто привели какую-то тварь, а не человека. Ярос без сил прошел, опустив голову, и упал ничком в свою кровать. Его плечи затряслись, а руки в ярости сжали бесцветное драное одеяло. Не только с ней окружающий мир обходился жестоко…

Этого странного юношу с необычной головой то и дело обижают. Ольга только открыла глаза тогда, в лазарете, а Яр уже схватился с каким-то пацаном, потом его побили охранники Воеводы, а теперь вот: ушел с утра на испытание, а вечером привели, как преступника. Девушка встала, поправила плащ и тихонечко присела на койку Ярослава. От легкого прикосновения парень вздрогнул, но не повернулся, а постарался лицом зарыться глубже в одеяло.

– Что случилось? – тихо спросила она, поглаживая по руке. Яр молчал, тогда Ольга заговорила, полагая, что звук ее голоса успокоит юношу, не даст погрузиться в одиночество, в котором его хотели утопить люди. Заставить поверить, что он не из их числа, он не человек, а кто-то отличный.

Тихий голос завораживал, струился вокруг Яра, обволакивал, и юноша сам не заметил, как начал прислушиваться, внимать его звуку. Повернул лицо, вгляделся в правильные, красивые черты, большие глаза, отмеченные грустью и тревогой, и продолжал слушать.

Ольга закончила, не осознавая, что взгляд унесся куда-то вдаль, в воспоминания о матери и ее стихах, а Яр, приподнявшись на локте, всматривается в ничего не видящие глаза: сколько в них боли…

– Прям я, – прошептал юноша, боясь спугнуть девушку. Она вздрогнула и долго смотрела на него, словно только что увидела.

– Не думаю, – Ольга помотала головой. – Это мама… Она сочиняла. Не думаю, что ее мысли были о тебе. Она уже почувствовала, что отец меняется… Но думаю, стих обо всех. Ведь каждый в жизни испытывал одиночество, сильное, словно он вообще один в этом мире. Вот и ко мне подходит, когда… Да и к тебе тоже.

Если не замечать необычных наростов на голове, то Яр – вполне симпатичный юноша с голубыми глазами, бледной кожей и каким-то напряженным лицом-маской, на котором отпечатались отчаяние и усталость, недоверие к людям. А глаза… в глазах тоска по чужому участию, доброте и пониманию, которых ожидал от людей, но ожидания не оправдывались.

Взгляды соприкоснулись, каждый увидел знакомое, родное, то, что понятно, то, что случилось с обоими… Яр потянулся к Ольге, ее рука непроизвольно переместилась на плечо юноши, дотронулась до шеи, одним касанием потянула за собой… Зрачки расширились, губы полуоткрылись в предчувствии, в предвкушении зарождающейся искры…

Но она так и не зажглась. Потерялась, спуталась, испугалась сотен голосов шествующих мимо людей, возвращающихся из церкви. Многие гневно кричали обидные слова, обвиняя Яра, некоторые стучали по решетке, чем попало, другие плевались. Жора пытался отогнать толпу, но продержался недолго: его опрокинули, несколько раз пнули, автомат отлетел куда-то в гущу ног, а сам он, прикрыв голову, еле успел отползти к стене. Яр вновь уткнулся в одеяло, а Ольга вернулась на свое место, завернулась в плащ и постаралась зажать уши. Она не понимала, что сейчас произошло, поэтому девушке было страшно.

Яр и она. Немыслимо. Пытаясь понять себя и вполне ясную тягу к Игорю, а с другой стороны – необычное и новое влечение к Яру, Оля перебирала образы и ощущения по отношению к ним обоим. Мысли, одна необычней другой, гудели в голове, будто маленький рассерженный улей: разлетаясь, сближаясь, но не принося в душу покой. Часто возникал перед глазами образ мужчины, яркий и живой, затем юноши, столь же реальный. Но сейчас она не понимала, что с ней происходит. Она только запуталась еще больше, и мелкая дрожь начала трясти ее. Образ отца вносил полное смятение в ее неокрепшее еще сознание, скользил призраком вокруг, не желая окончательно раствориться в небытие. Не понимая своих чувств, она беззвучно заплакала. Слезы тоненькими струйками стекали по лицу и впитывались в теплый войлочный плащ Потемкина.

***

Сказать, что Игорь был взбешен – лишь покривить душой. В нем все кипело, словно в паровом котле. Но показывать чувства сейчас означало скинуть весь поезд дальнейших событий под откос. Самолично.

– Ну, что Потемкин, прижали? – сегодня Гром сопровождал его один. Видимо, Игорь своим спокойным поведением ввел в заблуждение и главу охраны и Воеводу. Они расслабились и не считали Потемкина опасным человеком, способным нанести вред или сбежать из стен Города, находящихся под неусыпной охраной стрельцов. Оно и понятно: профессия доктора или лекаря, кем представлялся Игорь, сама по себе успокаивала, заставляла терять бдительность. Правда, Воеводу насторожило брошенное лекарем: «военный доктор», но и этому он, судя по всему, не придал значения.

– Не то слово, Гром, – пробубнил Потемкин, не желая показывать свою ярость. – Не то слово.

– Ну, а я что говорил? – усмехнулся тот, правда, это было незаметно: опустившаяся на город тьма растворила лица в полумраке, царившем внутри стен, размазала их, впиталась в такие же почерневшие, почти исчезнувшие строения. Лишь свет фонарей периметра кое-где очертил контуры монастыря. Ночь всегда правила миром. Помогала грабить, убивать, скрыть убийцу или страх, застывший на лице у жертвы, пряча совесть под своим плотным, непроницаемым покрывалом. Вот и лицо Игоря она сейчас как нельзя кстати скрывала. – Ближе к власти жизнь правильнее, удобнее, и… вообще, она есть.

Потемкину хотелось развернуться и сказать этому довольному ублюдку что-нибудь резкое, харкнуть в лицо и растереть плевок сапогом, но сейчас этого делать не следовало. Поэтому лекарь промолчал, сжав кулаки. Скрипнула дверь, впуская их в подземелье. Освещение коридора отключили, но в их камере горел свет. И дальше кое-где, в тесных, забитых людьми ответвлениях: не все еще уснули. Жизнь продолжалась, как ни крути. И у всех были свои проблемы, переживания.