Анти-Суворов. «Ледокол» опровергнут! - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Жевалов cтр.№ 23

На странице 197 автор ссылается на Маршала Советского Союза И. X. Баграмяна. И снова выхватывает часть информации, искажая тем самым суть источника: «Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян (в то время полковник, начальник оперативного отдела Киевского особого военного округа): „Нам пришлось готовить всю оперативную документацию, связанную с выдвижением пяти стрелковых и четырех механизированных корпусов из районов постоянной дислокации в приграничную зону“ (Так начиналась война. С. 64); „15 июня мы получили приказ начать… выдвижение всех пяти стрелковых корпусов к границе…Они забрали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности движение осуществлялось только по ночам“ (Там же. С. 77)».

Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян свидетельствует об оборонительном характере выдвижения Красной армии к границам Советского Союза: «Мой старый сослуживец по коннице генерал Д.С. Писаревский, начальник штаба 5-й армии, прилетел в Киев. Его без промедления заслушали Кирпонос, Ватутин и Пуркаев. Писаревский доложил, что немцы с каждым днем усиливают свою группировку. Особенно настораживает, что фашисты начали убирать все инженерные заграждения, установленные на границе. Сейчас они лихорадочно накапливают снаряды и авиабомбы, причем складывают их прямо на грунт, значит, не рассчитывают на долгое хранение. Нападения можно ждать с минуты на минуту. А наши войска пока находятся на местах постоянного квартирования. Для того чтобы занять подготовленные вдоль границы оборонительные позиции, понадобится минимум день, а то и два. А даст ли нам противник столько времени? Свой доклад об обстановке начальник штаба армии закончил вопросом: не пора ли объявить боевую тревогу войскам прикрытия госграницы?

Кирпонос нахмурился. Сказал, что всецело разделяет опасения командования армии. На границе действительно неспокойно, и Военный совет округа примет все зависящие от него меры. Объявлять боевую тревогу сейчас нельзя, но надо серьезно подумать о том, чтобы дивизии первого эшелона армии подтянуть поближе к государственному рубежу. В заключение командующий высказал уверенность, что в Москве все знают и в нужный момент нас предупредят, дадут команду. Пока, видимо, такой момент еще не настал.

Но мы понимали, что этот момент близится. В тот же день поступило донесение начальника штаба 26-й армии И.С. Варенникова. Полковник докладывал: „Немцы подготавливают исходное положение для наступления“.

В Москве, безусловно, обстановку по ту сторону границы знали лучше нас, и наше высшее военное командование приняло меры. 15 июня мы получили приказ начать с 17 июня выдвижение всех пяти стрелковых корпусов второго эшелона к границе. У нас уже все было подготовлено к этому. Читатель помнит, что мы еще в начале мая по распоряжению Москвы провели значительную работу: заготовили директивы корпусам, провели рекогносцировку маршрутов движения и районов сосредоточения. Теперь оставалось лишь дать команду исполнителям. Мы не замедлили это сделать.

На подготовку к форсированному марш-маневру корпусам давалось от двух до трех суток. Часть дивизий должна была выступить вечером 17 июня, остальные – на сутки позднее. Они забирали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности двигаться войска должны только ночью. Всего им понадобится от восьми до двенадцати ночных переходов»¹⁶⁹.

На странице 199 заламаншский «исследователь» снова пытается выискать в мемуарах советских военачальников хотя бы намек на агрессивность: «Генерал армии И.И. Федюнинский (в то время полковник, командир 15-го стрелкового корпуса 5-й армии) свидетельствует, что вывел четыре полка из состава 45-й и 62-й стрелковых дивизий „в леса, поближе к границе“ (Поднятые по тревоге. С. 12)».

Мистер Резун вновь выхватил часть сообщения, а о причинах, повлекших выдвижение этих полков, предпочитает умалчивать. Генерал армии Иван Иванович Федюнинский писал о том, что он вывел четыре полка поближе к границе вследствие получения неопровержимых сведений приготовлений Германии к неизбежному нападению на СССР: «14 июня в газетах было опубликовано сообщение ТАСС, в котором сосредоточение немецких войск у наших границ объяснялось причинами, не имевшими ничего общего с советско-германскими отношениями. В сообщении указывалось, что „по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы“.

Это выглядело очень убедительно, хотя и шло вразрез с тем, что мы наблюдали, находясь в приграничном районе. Но через несколько дней мы получили сведения, которые в корне противоречили сообщению ТАСС.

Вечером 18 июня мне позвонил начальник пограничного отряда.

– Товарищ полковник, – взволнованно доложил он, – только что на нашу сторону перешел немецкий солдат. Он сообщает очень важные данные. Не знаю, можно ли ему верить, но то, что он говорит, очень и очень важно…

– Ждите меня, – ответил я и немедленно выехал к пограничникам.

Пройдя в кабинет начальника отряда, я попросил, чтобы привели немца. Тот вошел и, привычно вытянувшись, застыл у двери.

С минуту я рассматривал его, первого гитлеровского солдата, которого видел так близко и с которым мне предстояло разговаривать. Это был молодой, высокий, довольно нескладный парень в кургузом, мышиного цвета мундирчике с тусклыми оловянными пуговицами. На ногах у него тяжелые запыленные сапоги с широкими голенищами. Из-под пилотки выбивался клок светлых волос. Немец смотрел на меня настороженно, выжидающе. Кисти его больших красных рук чуть заметно дрожали. Я разрешил ему сесть. Он опустился на табурет, поставленный посередине комнаты, и снова выжидательно уставился на меня своими бесцветными глазами.

– Спросите его, почему он перешел к нам, – обратился я к переводчику.

Немец ждал этого вопроса и ответил не задумываясь, с готовностью. В пьяном виде он ударил офицера. Ему грозил расстрел. Вот он и решил перебежать границу. Он всегда сочувствовал русским, а его отец был коммунистом. Это последнее обстоятельство немец особенно подчеркивал.

– Мне будет сохранена жизнь? – спросил он.

– Разумеется. Но почему вы сомневаетесь в этом?

– Скоро начнется война, и немецкая армия будет противником русской.

Фельдфебель повторил мне то, что уже сообщил начальнику погранотряда: в четыре часа утра 22 июня гитлеровские войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы.

– Можете не беспокоиться. Мы не расстреливаем пленных, а тем более добровольно сдавшихся нам, – успокоил я немца.

Сообщение было чрезвычайным, но меня обуревали сомнения. „Можно ли ему верить?“ – думал я так же, как час назад думал начальник погранотряда. Очень уж невероятным казалось сообщение гитлеровского солдата, да и личность его не внушала особого доверия. А если он говорит правду? Да и какой смысл ему врать, называя точную дату и даже час начала войны?

Заметив, что я отнесся к его сообщению с недоверием, немец поднялся и убежденно, с некоторой торжественностью заявил:

– Господин полковник, в пять часов утра двадцать второго июня вы меня можете расстрелять, если окажется, что я обманул вас.