Лето, в котором тебя любят - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Гуревич cтр.№ 37

– Позвонили из департамента информации: губернаторскую СТАТЬЮ приказано снять.

– И что? – неприятно, но не конец света.

И вообще, когда они прекратят свои заказные опусы называть статьями?! Хотя и на том спасибо. Могли вообще именовать очерками или того круче, ЭССЕ. Тогда точно – пиши пропало. Ладно, снесем материал «оттуда», пороемся в «редакторском портфеле», что там залежалось. Придется, конечно, переверстывать полгазеты, не меньше. «СТАТЬЯ» о поездке губера по городам и весям занимала разворот с картинками да еще анонс на четвертуху на первой полосе. Но и такое бывает, не впервой. Что там у них в головах творится – кто знает? Потом все равно все тайное станет явным. Чаще всего ерунда какая-нибудь, нелепица, но продиктованная «высшим политическим соображением». На то они и там, чтобы соображать.

Хуже было другое: главреда напрягал тот факт, что звонок был не ему напрямую, а через ответсека. Это выходило за рамки ими же – теми, которые – установленных правил.

– А то, что, во-первых, почему-то позвонили мне, – подтвердила преданная ответсек.

– А во-вторых?

– Они… – ответсек опять перешла на срывающийся шепот. – Они отдали материал в… – и она назвала вторую газету, кормящуюся из бюджета, но в отличие от главредовской не из областного, а из муниципального, в просторечии, городского.

А вот это уже был… Гром среди ясного неба? Вроде бы нет, он давно находился в состоянии ожидания. Вновь избранный губернатор проводил зачистку, и было вполне логичным – высшее политическое соображение! – назначить на должность главного редактора главной областной газеты своего человечка. Тем более, что на выборах газета явно и преданно отстаивала действующего главу, рвавшегося на второй срок, а если учесть назначение девяностых, то на третий. С другой стороны, новая губернская власть вроде бы выделила бюджет газете по вновь отрабатываемым схемам обязательного тендера, да и губернатор через неделю после инаугурации на встрече с редакторами ведущих СМИ долго руку тряс, улыбался – щурился ленинской улыбкой (и откуда что берется?):

– Вы – лучшие. И это ваша заслуга настоящего профессионала.

Дежурные, но обнадеживающие слова. И вот на тебе, бабушка, Юрьев день! В том месте, где ночью приснился анус, зазудело, как от глистов. Редактор потер затылок. И вдруг почувствовал неописуемую слабость, нет, не слабость, расслабленность во всех частях рыхлого тела, расплывающегося последние пару лет от нервов и брошенного курения. Причем внутри, то есть в голове – а где у нас еще душа с нашим «я» пакостным находится? – было все спокойно. Заднепроходное отверстие в затылке сделало свое дело.

– Да пошли вы все! – вяло буркнул редактор.

Ветер свободы ворвался через главредовские ноздри в расслабленную грудь хилого интеллигента, по-комсомольски вписавшегося в постперестроечное пространство. И в душе еще не пожилого, но уже смертельно уставшего человека, когда-то хорошего журналиста, может, даже нераскрывшегося писателя, расцвел мак от этого чумового ветра свободы, и голова у главреда пошла кругом.

Он встал, распахнул окно.

Посмотрел в зачумленную городскую даль с высоты седьмого этажа и, как истый крепостной, пользуясь царской благостью на право передвижения единственный раз в году, сорвался с места.

– В общем, я пошел, – и направился к выходу из кабинета, прихватив по дороге худосочный, больше для вида, чем для бумаг, редакторский кожаный портфельчик, благородного темно-коричневого цвета на пошлом золотистом замочке.

– А как же?..

– Что? – главред обернулся от двери, встретился с волооким печальным взглядом ответсека. – А-а-а, – протянул понимающе, раскрыл редакторский портфель, достал из недр тетрадочку в черном коленкоровом переплете. – Держи. Это Пашки нашего пропавшего стишки. Полагаю, подойдут для случая, – и растворился за дверью кабинета, незаметно, насколько это было возможно при его габаритах и весе.

2

Ответсек прочитала на белой наклейке: «Александр Цвет. Поморские стансы». Сердце предательски защебетало.

«Ох, Паша, Паша! Нужна была тебе эта коза недоделанная? И что теперь? Где ты теперь?»

И ответсек открыла тетрадь наугад…

Из глаз ответсека предательски выкатились и побежали по морщинам стареющего лица первые две слезы. Она хорошо, очень хорошо знала эти стихи. Наизусть, вот уже двадцать лет. Их Пашка-стервец посвятил ей на последнем курсе филфака. Тогда она была значительно стройнее, и была любовь. И многоопытный цыган Пашка творил с ней все, что хотел. И в приличных местах с приличными постелями типа квартир друзей и дач знакомых, и в неприличных, типа строек, детских площадок и общежитских чердаков. А потом… А потом был суп с котом.

Павлик с тем же юным задором, с которым начал скакать за и на ней, втрескался в кобылу, козу недоделанную, неизвестно откуда выплывшую – то ли к подруге покутить приехала из соседнего городка, то ли по случаю познакомилась с кем-то из Пашкиных малочисленных мужиков-однокурсников на улице и была приведена на очередную попойку. Так или иначе, Пашенька вскипел, вскобелел и взревел одновременно.

Через месяц они уже с этой новоявленной пустышкой снимали квартирку, жили, как говорят, в гражданском браке, а через полгода, к самому Пашкиному диплому, «расписались». Те, что были приглашены на свадьбу, наблюдали заметный округлый животик из-под облегающего платья невесты. Пашка лыбился, целовал прилюдно свою избранницу долго и взасос, так что «Горько!» орать народ уже опасался. И тут – паразит! – во всей своей нахальной красе выставился. И жена, видать, ему под стать: даже платье зауженное сшить не постеснялась. Впрочем, ответсек все это знала с чужих слов, поскольку естественным образом от Пашкиного хамского приглашения на свадьбу – «А что такого?» – отказалась наотрез, еще и пощечину ему влепила. Зря, конечно… Но ведь…

А потом, как водится, прошло время. И жизнь их снова свела. На этот раз – по профессии. Пашка-стервец служил журналистом в их чудной газетенке. Хорошим, надо заметить, журналистом. Да что там хорошим – лучшим. Главред в нем души не чаял. А она… А что она? Перемололо время прошлое – и все. У каждого своя жизнь. У него – семейная, жена, сын. У нее – житуха одинокой бабенки, перебивающейся от случая к случаю. Деток Господь не дал. В общем, ничего личного: работа, работа и еще раз работа…

Пашка, пользуясь особым расположением со стороны начальства и будучи натурой творческой, увлекающейся, периодически выпадал из рабочего процесса на три дня, а то и на неделю. Появлялся так же неожиданно, как пропадал: опухший от пьянства, смурной, растрепанный (будто не заходя домой – сразу же из подворотни или подвала), но обязательно с каким-нибудь исключительным, убийственным материалом.

– Как его жена терпит? – судачили редакционные сплетницы.