Эта догадка ему понравилась: значит, все позади, и не будет больше никаких кошмаров.
– Мертвый я, мертвый! – закричал он радостно.
– Да живой ты, живой, – возразили ему соседи по палате.
И Василий Мишин впал в депрессию. Больше он ни с кем не разговаривал, только стонал от боли во всем теле. А ночью связал две простыни, сделал из них петлю. Другой конец закрепил на крюке под потолком, поставил под ноги тумбочку, встал на нее, сунул голову в петлю и ногами отодвинул тумбочку в сторону.
Петля стянулась, и он повис. Он висел долго и никак не мог умереть, потому что простыня – она и есть простыня. Это же не веревка! Он хрипел, сучил ногами, но окончательно не задохнулся.
Все спали, но один товарищ по палате решил сходить по малой нужде и уже подошел к двери, когда в темноте разглядел эту картину…
Он обхватил Василия за ноги, поднял его кверху и завизжал на всю больницу:
– Помогайте, мать вашу, помогайте!
Василия, полумертвого, все же откачали.
А утром отправили в психоневрологический диспансер, что в простонародье именуется сумасшедшим домом.
8
Рядовой Иван Александрович Мухин после окончания учебного курса в городе Калуге был сразу же направлен в Чечню. Ему не пришлось там бегать с автоматом и лезть под пули, потому что его маленькая часть располагалась в тихом неприметном месте, солдаты и офицеры были специалистами в области электроники и занимались разведкой – прослушкой эфира, перехватом переговоров, которые вели между собой бандформирования. Конкретные обязанности Ивана заключались в несении дежурства с наушниками на голове, фиксировании всего, что происходило в эфире, немедленном докладе обо всем заслуживающем внимания дежурному офицеру.
Часто, когда наши или чеченцы начинали операции, давались и отрабатывались конкретные вводные: обратить особое внимание на то и на это, не пропустить такие-то ключевые слова, обозначающие какие-то маневры и т. д.
Служба в целом у Ивана шла хорошо, претензий к нему не было.
И он рапортовал матери о своих успехах в частых разговорах по телефону: благо связь всегда имелась.
Но кроме дежурств был и отдых. Ваню тянуло к наркотикам. Он их системно попробовал еще до армии. Тогда все кончилось семейной встряской и тем, что знакомый семье врач отбил у него охоту к наркотикам какими-то препаратами. Теперь эта тяга была непреодолимой.
Он понимал: если кто-то узнает, то он вылетит из хорошей части в три секунды, попадет, как говорится, на передовую, где его и ухлопают в первом же бою… Надо действовать осторожнее. К кому подойти? У кого попросить?
В части это невозможно: особисты так и шныряют. Да и вряд ли кто-то из его сослуживцев с этим связан. Надо попытаться найти кого-то извне. Местные жители наверняка раздобудут. За деньги все можно. А мама денег пошлет сколько надо.
Часть была связана только с одним местным жителем – водителем Ахметом, добрым и веселым парнем, красивым смуглым чеченцем, который примерно раз в неделю привозил цистерну с водой для кухни.
Мухин выбрал момент и подошел к Ахмету. Помялся, спросить было боязно.
– Да говори чего надо, не укушу, – засмеялся Ахмет.
– Мне бы порошок этот, белый.
– Какой порошок? Кокаин, что ли? – громко воскликнул Ахмет и опять засмеялся.
– Ну что ты кричишь! Да, да, да!
– А сколько?
– Чего сколько? Денег?
– Порошка сколько?
– Ну, не знаю, чтоб хватило.
– Ну, значит, грамм сто. Но это дорого.
– Сговоримся.
– Ладно, через неделю жди.
Иван постоял, глядя, как Ахмет садится в машину. Он здорово трусил, такая ситуация…
– Ахмет!
– А?
– Смотри, чтоб никому.
– Не волнуйся!
Через неделю Ахмет ему сообщил:
– Сам я не могу. Сам понимаешь, боюсь работу потерять. Через полчаса подъедут «Жигули» зеленого цвета. Стой за оградой. Ребята надежные, привезут чего просил, не бойся.
Через полчаса подъехала машина, открылось окно, Ивана поманили пальцем.
Бородатый чеченец ему сказал:
– Садись на заднее сиденье, сторгуемся.
Иван сел, и его увезли. Так он попал в плен.
С завязанными глазами его привели в какой-то подвал. Там глаза развязали и долго допрашивали. Его даже не били. Иван и так рассказал все, что знал – и про перехваченные переговоры, и про сослуживцев. Он просил только одного – кокаина.
И ему дали, и потом давали много-много раз… Он это заслужил.
И только однажды разрешили позвонить матери.
9
…Сын куда-то пропал. Вот уже сколько времени не звонит, не пишет. Казалось бы, все нормально: да, Чечня, но хорошая часть, служба неопасная.
А кругом столько разговоров про плен, про чеченские зверства, про выкупы…
Еле дозвонилась до командира части, благо сын телефон ей передал.
Тот честно сообщил, что Иван Мухин бесследно исчез, никто не видел, как это произошло.
– Не волнуйтесь, Мария Ивановна, – заверил майор. – Специальные органы да и мы тоже принимаем все меры к розыску. Найдем вашего сына…
Как не волноваться? Единственный сыночек, кровинушка, беспомощное милое существо…
Проходили дни – ни слуху ни духу. Она обращалась во все возможные инстанции: в Министерство обороны, в Федеральную службу безопасности, в Комитет солдатских матерей…
Отовсюду или молчание, или пустые слова, ничего не значащие.
И она решила искать сама.
Ехать в Чечню? Но где там искать? Там идет война. И тут в Комитете солдатских матерей ей дали тайком, под большим секретом, телефон человека из Чечни, который в Питере является главным по пленным. К нему можно подойти, назвать имя солдата, а он уже в Чечне разыщет его, если тот действительно в плену. Но сказали, что за это надо будет заплатить.
– Ладно, ладно, – замахала руками Мария Ивановна, – лишь бы помог. Займу, конечно.
Чеченец сам к ней подошел, когда она сидела на скамейке рядом с памятником Пушкину. Взял бумажку, прочел:
– Тут только номер войсковой части и имя. А где стоит эта воинская часть?
– Точно не знаю, где-то под Хасавьюртом.
– Там места много, – поморщился чеченец. – Ладно, найдем – дороже заплатишь. Данных слишком мало. Так, а залог принесла для закрепления наших добрых взаимоотношений?
Она протянула ему деньги. Чеченец небрежно их скомкал, сунул в боковой карман.