– Если и известный, то не нам, – вздохнул я.
Глава 11
Михал Михалыч, эксперт
– А-а, привел? – Стоило нам переступить порог Аналитического отдела, как Гольцов шустро выскочил нам навстречу, словно паук, суверенный хозяин своей паутины.
Ну то есть я теперь знаю, что это был Гольцов. А тогда я подумал: «Ой, кто это?» Потому что смешной лысый дядька с глазами старого пса, похожий на охранника в отделении захолустного банка, никак не вязался у меня с образом заслуженного сотрудника Комитета.
– Привел, да. Вот, знакомьтесь. Это Пушкарев, а это Уткин… Хорошо себя показали ребята, – представил нас Капелли. – Ну а это живая легенда Комитета, наш бессменный ведущий эксперт по уфологии и аномалистике Михаил Михайлович Гольцов.
– Приятно познакомиться… Много о вас слышали, – соврал я.
Гольцов глянул на меня с нескрываемым скепсисом. Однако от комментариев воздержался, ограничившись лишь кивком и неожиданно крепким рукопожатием.
– Результаты ваших тестов уже готовы, – сказал он, с пыхтением забираясь обратно на свой вертящийся табурет, окруженный…
…Нет, вовсе не мониторами, как вы, современные мои, наверняка подумали. И даже не голографическими проекторами, как подумали самые современные из современных.
Гольцов обитал среди исписанных мелом досок и обшитых тонким пробковым листом стендов. К ним булавками и кнопками были приколоты газетные вырезки, распечатки, фотографии, листочки из блокнотов и чуть ли не конфетные фантики!
С размытых, дьявольски некачественных фотографий на зрителя таращились серые инопланетные человечки с миндальными глазами, перепуганные свидетельницы посадок летающих блюдец на кукурузные поля и увечные коровы, жертвы аномальной вивисекции.
И если бы только что мне не охарактеризовали владельца этой коллекции как «ведущего эксперта», я бы точно счел его городским сумасшедшим.
Капелли, перехватив мой недоуменный взгляд, приложил палец к губам и тихонько прошептал мне на ухо:
– Я тебе потом всё объясню. Ты пока просто слушай.
Гольцов тем временем нашел на столе, заваленном искромсанными газетными разворотами, папку с надписью от руки «ЕКАТ БЕЗОБРАЗИЕ» и достал из нее несколько листов с рентгеновскими снимками и столбцами цифр.
– Совершенно очевидно, – сказал он, – что гипотеза господина Литке, – мне показалось или в этих его словах просквозила неприязнь? – столкновения с реальностью не выдержала. Артефакт «Звезда Полынь» к вашему феноменальному зрению, господа Пушкарев и Уткин, никакого отношения не имеет.
– Выходит, это врожденное? – попробовал пошутить Костя. – Просто мы раньше не замечали?
– Да, сейчас. Врожденное! – Гольцов фыркнул. – На основании анализа видеосъемки с ваших шлемов я пришел к выводу, что изменения анатомии глаза, которые привели к способности видеть химероидов, произошли в результате воздействия на ваши организмы потока некоторых элементарных частиц. Мы в своей среде называем их мю-торсионами…
На нас с Тополем это заявление произвело нулевой эффект. Ну, мю-торсионы. Ну, частицы.
Что же до Капелли, то с ним, напротив, произошла удивительная перемена.
Он покраснел. Губы его плотно сжались и побелели. Брови съехались к переносице.
Было очевидно, что наш ученый друг переживает самый настоящий приступ бешенства! Но поскольку ситуация служебная, да, вдобавок, в нее вовлечены двое новичков (то есть мы с Костей), Андрей вынужден высоко нести знамя Космодесанта и из последних сил себя сдерживать!
В общем, вместо потока нецензурщины одеревеневшая глотка Капелли породила нечто конвенциональное:
– Михал Михалыч, мы… Если помните… Уже обсуждали с вами… некорректность употребления термина «мю-торсионы» в официальных отчетах… Но если вы настаиваете… Я был бы очень вам признателен, если бы вы хотя бы назвали источник этих гипотетических частиц в случае с моими новыми коллегами!
– Да стелларатор же! – Гольцов посмотрел на Капелли ясным взором человека, на триста процентов уверенного в своей правоте.
– Стелларатор?! – вскричал Капелли, мгновенно распаляясь. – Ну какой же стелларатор, дорогой Михал Михалыч?! Не производится в стеллараторе при термоядерном синтезе никаких мю-частиц!! Ни мю-мезонов, ни, тем более, этих ваших вымышленных мю-торсионов!!!
– А я и не говорю, что «при термоядерном синтезе», – эксперт был невозмутим как скала. – Я имею в виду модель стелларатора из кристаллического церерия, которую держала в руках скульптура профессора Зубоноса. Вот эта, – и Гольцов жестом карточного шулера выхватил из толщи бумаг в папке архивную фотографию монумента.
Капелли видел бронзового истукана явно впервые в жизни.
– Сомнительных эстетических достоинств скульптура, – поморщился он. – И, главное, я всё равно не понимаю, при чем здесь стелларатор и церерий!
– Присмотритесь, Андрей. В руках у профессора Зубоноса – модель стелларатора. Случайно совпало так, что, когда Уткин и Пушкарев вошли в горящий корпус «Т», через бронзу монумента прошел высоковольтный ток. Высокое напряжение подалось на церерий. Это привело к высвобождению значительного количества мю-торсионов. Они и воздействовали на оптические свойства зрения наших уважаемых коллег!
Мы с Тополем переглянулись. Ну, во-первых, нас давненько не называли «уважаемыми коллегами». А, во-вторых, нам всегда было приятно, когда чудеса получали строгое научное объяснение. Потому что понять означает овладеть.
– Ах вот оно что, – сказал Костя меланхолично. – То-то мне иногда кажется, что я на женщинах одежду не вижу. Может такое быть?
Теперь уже переглянулись Гольцов с Капелли.
– Полностью исключено, – отрезал Гольцов.
Обед нам принесли прямо в логово Михал Михалыча.
Поглощая бутерброды с сервелатом и запивая их квасом, мы слушали лекцию о «черных археологах».
– И вот представьте себе, – Гольцов увлеченно размахивал надкушенным бутером. – Пустыня Гоби, 1969 год. Жара такая, что в песке можно печь яйца! Пылевые бури! Ядовитые гады! И тридцать наших геологов, археологов, палеонтологов ведут комплексные работы! Выкапывают кости парейазавров! Иностранцевий! Папоротники всякие… Хвощи… Артроплевры, черт возьми!
– Артроплевры? – переспросил Тополь.
– Это такие двухметровые сколопендры. Некогда считалось – палеозойские, – прокомментировал Капелли. – Но потом их начали находить и в кайнозойских горизонтах.
– Копают они, копают, – увлеченно продолжал Гольцов, – и вдруг в мезозойском слое отложений начинают находить… что бы вы думали? Артефакты искусственного происхождения! Бронзовые чаши! Наконечники копий! Золотые пекторали! Понимаете, друзья? Как будто времена перемешались! Словно сотня воинов Чингисхана провалилась прямиком к динозаврам!