Бег по краю - читать онлайн книгу. Автор: Галина Таланова cтр.№ 22

В выходной за обедом она нагрубила маминой подруге – и была наказана. Ей выговорили, что на елку она не пойдет, но подарок ей все равно, так и быть, возьмут. Вася сначала даже не верила, что не пойдет, этого просто ну никак не может быть, а потом до нее дошло, что да, это так. Только причина не в том, кому и что она сказала, а в том, что родители просто боятся пускать ее одну в большой дворец… Когда она это осознала, то плакала опять целых три дня, стараясь, чтобы никто не видел, и ей больше уже не казалось, что в Новый год происходят чудеса. А сладости в подарке, который отец принес с елки, она тогда есть отказалась.

Василиса не раз слышала, как мама говорила о каких-то знакомых своих знакомых:

– Выходила бы замуж, пока еще можно. – Она усмехалась и думала о том, что ее вот замуж не пускают и говорят ей: «Замуж? Зачем? Ты что, бросишь работу? Это же надо додуматься, в наши времена замуж!»

Вася была первым ребенком, и, в сущности, с ней не было у родителей каких-либо проблем. Она хорошо училась, окончила школу с золотой медалью, как медалистка поступила в университет без экзаменов. Она редко ходила гулять, Лидия Андреевна даже иногда просто выгоняла ее на улицу, например, покататься на лыжах. Лидия Андреевна поймала однажды дочь на том, что та вместо того, чтобы пойти кататься в парк, мочила лыжи водой, будто растаявшим снегом, и спокойно сидела на диване с книжкой в руках. Дочь редко выходила из дома, но если вылезала, то даже ее визит в кино, театр, за город вызывал необъяснимое раздражение такой силы, с которой штормовой ветер вырывает с корнем вековые деревья. Лидия Андреевна иногда сама себя спрашивала: «Почему?» Конечно, она боялась глухих неосвещенных улиц, где ей мерещились на каждом углу темные личности. Да так и было все… Но она ловила себя на мысли, которую даже не очень прятала от себя, что она не может не ревновать дочь. Нет, это была ревность не к мужчинам. Это была ревность к утраченным возможностям успеть: успеть состояться, успеть стать счастливой, успеть полюбить…

Когда Лидия Андреевна начинала голосом, не требующим каких-либо маломальских возражений, давать распоряжения, дети реагировали по-разному. Гриша почти всегда молчал и шел согласно все исполнять, Вася чаще всего тоже все безропотно делала, но иногда начинала возражать голосом капризной девочки или просто огрызалась, как молодой щенок.

Муж ей говорил, что она на всех давит. Но самого Андрея это не очень-то и задевало. Пожалуй, Лида в чем-то напоминала ему его собственную мать. В сущности, за Лидией он был, как за каменной стеной. Ушли родители – Лида подвинулась на их место и их заменила.

Лидию Андреевну захлестывало и несло по горной, пенящейся и брызжущей слюной речке. Лидия Андреевна благополучно огибала все встречающиеся на ее пути камни, разбрасывая маленькие камушки своей бурлящей силой: не попадись! Дочь иногда закрывалась от нее в комнате и ложилась на кровать так же, как и отец, отвернувшись к стене. Лидия Андреевна тогда места себе не находила, не выдерживала и начинала ее задевать. Но если Андрей и сын молчали, будто оглушенные свалившимся на них бревном, то Василиса сначала тоже старалась не откликаться на приставания матери, а потом не выдерживала и отвечала что-нибудь резкое. Лидия Андреевна, чувствуя, как накатившая ярость выносит ее опять на гребень, обрушивалась волной на дочь: сдергивала с нее покрывало, которым та обматывалась с головой, или звукоизолирующую подушку, под которую была зарыта ее голова. Тогда, когда бешенство удушливой волной накатывало на ее сознание, Лидия Андреевна с силой щипала детей, выворачивая наизнанку нежную кожу, или выкручивала им руки. Она могла это сделать и под столом в присутствии гостей или в тесном автобусе, если что-то сказанное детьми выводило ее из себя. Слушать ее раздраженные крики было невозможно, это моментально нарушало равновесие, не давало работать, хотелось выскочить за порог. Вася иногда придвигала массивный письменный стол со стороны закрытой двери в своей комнате. Настоящих замков в комнатах не было… Но и это не помогало. Лидия Андреевна пару раз сдвинула стол, оставив на полу длинные белые царапины, похожие на гноящиеся раны.

Как-то получалось так, что Лидия Андреевна изгоняла почти всех друзей детей. Василиса хорошо помнит, что в детстве у нее было полно подружек, потом друзья как-то незаметно исчезли, словно цветы в неухоженном саду, зарастающем колючим чертополохом и жалящей крапивой… Она просто перестала их звать, так как Лидия Андреевна умудрялась создать такую обстановку, что казалось: вот-вот проскочит искра, так все было наэлектризовано – будто волосы под пластиковым гребнем, все стояли навытяжку. В ее детстве же все друзья приходили к ней, а не она к ним. Подруг было не очень много: четыре-пять, она уж и не помнит, кого считать за друга, кого нет. Они даже иногда обедали у них, их брали на дачу и в лес, когда они с отцом ездили за грибами. В студенческие годы к ней ходило полно общежитских, и она помогала им делать домашние задания. Потом подруги начали одна за другой выскакивать замуж и приходили к ней все реже. Васе не то чтобы не нужны были подруги, просто она стала чувствовать, что они вносят в родительскую жизнь дискомфорт. Она знала, что даже в их большой квартире, если напрячь слух, то можно услышать все разговоры. Это угнетало ее. Она стала бояться вывести из равновесия родителей. Потом ей совсем не хотелось лежать голой беззубкой в распахнутой любопытному взору перламутровой ракушке на отмели… Ей было просто удобнее не иметь друзей…

Материнский диктат все расширял сферу своих притязаний. Теперь патрулируемой зоной были не только приходы друзей и прогулки по вечернему, быстро пустеющему городу, но и культпоходы в кино или театр, не говоря уж о вылазках на природу… Что это было? Страх за детей? Или страх за себя? Страх остаться одной? Ревность, что твой ребенок больше не принадлежит тебе и у него своя жизнь, в которой для тебя остается все меньше места? Что твое чадо уже в чем-то умнее, образованнее и развитее тебя? Осознание, что ты пыхтишь в своем вездеходе по глубокой колее, в то время как разноцветные юркие машины даже и не пытаются сунуться в эту разъезженную и развезенную глину: они просто сворачивают на зеленую травку, промытую до скрипа дождями и пригнувшуюся к земле под тяжестью повисших на ней капель воды?

Лидия Андреевна просто места себе не находила, когда дети уходили из дома. Мысли ее становились разобраны, будто пазлы, и собрать их никак не получалось: словно что-то было потеряно и поэтому картина никак не складывалась. Лидия Андреевна становилась рассеянной и, готовя ужин, частенько забывала бросить соль, а специи убирала в книжный шкаф… Делала все на автомате, чувствуя все нарастающую в глубине тревогу. Как гроза собиралась. Становилось душно, парило. Вот уже и дыхание затруднено. Ловишь ртом воздух, будто астматик или рыба, выброшенная на берег рыбаком. Кажется, что вода – вон она, близко, можно по роднику доплыть до полнокровной реки… Но нет! Куда там! Лежишь на боку, смотря мутнеющим глазом в бездонное небо, лишь по цвету напоминающее озеро в прозрачный солнечный день, чувствуя, как высыхает и стягивается кожа, невидимая для чужого глаза под серебристой чешуей.

Это так страшно, когда начинаешь ощущать неприятие собственными детьми. Когда недавно послушные и ластящиеся к тебе мурлычущей кошкой создания принимаются вдруг ощериваться хорьками, орать на тебя, хлопать дверьми так, что стекло в серванте берется тихонечко так позвякивать, будто чокается само с собой, желая всем здравствовать… И ты чувствуешь, что уже ничего не можешь сделать… Совсем бессильна противостоять этой силе незаметно выросших на дачном участке диких деревьев, заслоняющих свет в твой добрый огород… Нет, ты, конечно, видела, что они растут, год от года становясь все мощнее, но сначала необузданная радость: ах, как хороши они в этой своей дикой стройности и несут спасительную тень, потом жалость: пусть порастут еще, затем неожиданно понимаешь, что сама справиться с ними уже не в состоянии. Да и подмога только что и сможет сделать – так это уронить на крышу дома…