Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки - читать онлайн книгу. Автор: Василий Молодяков cтр.№ 14

Вскоре после Первой мировой войны он же писал, что контроль над территориями должен идти по следующей схеме: Восточная Европа — «сердцевинная земля» — «мировой остров» — земной шар. «Исходя из этого, Макиндер считал, что главной задачей англосаксонской геополитики является недопущение образования стратегического континентального союза вокруг „географической оси истории“ (России). Следовательно, стратегия сил „внешнего полумесяца“ состоит в том, чтобы оторвать максимальное количество береговых пространств от heartland'a и поставить их под влияние „островной цивилизации“… Нетрудно понять, что именно Макиндер заложил в англосаксонскую геополитику, ставшую через полвека геополитикой США и Североатлантического союза, основную тенденцию: любыми способами препятствовать самой возможности создания евразийского блока, созданию стратегического союза России и Германии, геополитическому усилению heartlands и его экспансии» (10). Макиндер не ограничивался сферой академической и университетской науки (он преподавал в Оксфорде и в Лондонской школе экономики), но стремился донести свои идеи до хозяев британской политики: он был членом палаты общин, участвовал в подготовке Версальского договора и в организации интервенции «союзников» в России. Несмотря на ярко выраженный атлантистский характер, идеи Макиндера имели универсальное значение для развития геополитики и геостратегии.

Параллельно с развитием атлантистской геополитики развивалась и геополитика евразийская, центром которой органично стала Германия. В 1917 г. Рудольф Челлен, убежденный пангерманист, ввел сам термин «геополитика» и создал концепцию «государство как форма жизни», развивавшую «органическую теорию государства», которая господствовала в прусской правовой и политической мысли с конца XVIII в. Она удивительно перекликается с теорией «государственного организма» (кокутай), которую в первой половине XIX в. разработали японские философы «школы Мито». В обоих случаях государство рассматривалось не как механизм (взгляд, доминировавший в европейском рационалистическом сознании), но как организм, живущий по своим законам и проходящий в своей истории все стадии развития. Теория кокутай возникла под непосредственным влиянием традиционной японской религии Синто, для которой в принципе не существует неживой, неодухотворенной природы. Поэтому профессору Токийского университета Ходзуми Яцука, ведущему теоретику японского права периода Мэйдзи, не составило большого труда соединить в своих работах философское наследие «школы Мито» и прусских «органицистов», которыми он в равной степени восхищался (11).

Современник Челлена, германский мыслитель Фридрих Науманн, считавшийся либералом, в те же годы сформулировал концепцию «Средней Европы» (Mitteleuropa), предусматривавшую политическую, экономическую и культурную интеграцию этнических германцев вокруг Второго рейха Гогенцоллернов. Принципиально использовавший термин «Средняя Европа» вместо «Германия», Хаусхофер был прямым продолжателем дела Ратцеля, Челлена и Науманна, внимательно изучал работы Макиндера и Мэхэна и вряд ли прошел мимо книг и лекций Ходзуми, пик популярности которых пришелся как раз на время его службы в Токио.

После Первой мировой войны основные геополитические понятия и идеи постепенно входят в «багаж» военных, политиков, дипломатов и интеллектуалов. Противостояние Суши и Моря и вытекающие из этого выводы и последствия становятся модной темой для рассуждений и предсказаний. «На пространстве всемирной истории западноевропейскому ощущению моря, как равноправное, хотя и полярное, противостоит единственно монгольское ощущение континента (выделено автором. — В.М.)», — писал в 1922 г. один из ведущих теоретиков русского евразийства П.Н. Савицкий, позднее автор «Геополитических заметок по русской истории» (12). Блестящий прозаик — и прозорливый политический аналитик — Пьер Дрие Ля Рошель в том же 1922 г. в книге «Мера Франции» противопоставлял США и Великобританию Германии как воплощение Моря воплощению Суши, причем за Германией у него органично следовала Россия: «Германо-Россия, победоносная на Востоке». Вначале 1940 г. он написал статью «Дух Моря и Дух Земли», запрещенную французской военной цензурой и увидевшую свет только четверть века спустя. Еще Макиндер наметил связь между геополитической ориентацией цивилизации и характером ее политической и социальной системы, а также господствующей идеологии: для «внешнего полумесяца» это атлантизм и либеральная демократия; для «сердцевинной земли» — евразийство, в наиболее чистом виде, и авторитаризм (переходящий в тоталитаризм); для «внутреннего полумесяца», за который идет соперничество, — сочетание и борьба обоих начал. Отмечая, что «морские народы легче пользуются свободой, чем народы континентальные», Дрие сделал интересный вывод: «Быть свободным для англичанина — значит не бояться ареста полицией и рассчитывать на немедленное правосудие властей и суда; для француза — свободно говорить что попало о любых властях (кроме военного времени); для немца, поляка, русского — возможность говорить на своем языке и провозглашать свою этническую и государственную принадлежность и использовать скорее коллективное, а не индивидуальное право» (13).

Отмечу, что Хаусхофер — будучи естественником, политиком и военным в одном лице — подчеркивал дистанцированность геополитики от идеологии: «Геополитический способ рассмотрения, цель которого — представить функционирующие в определенном жизненном пространстве жизненные формы политики как обусловленные одновременно и стабильной географической средой, и динамикой исторического процесса, имеет для всех проблем… большое преимущество, ибо он больше, чем всякий другой подход, позволяет видеть эти проблемы независимо от какой-либо партийно-политической установки и мировоззренческой односторонности… В то же время он весьма полезен для философии истории, ибо не подвержен искажениям со стороны социологических и общественно-политических доктрин и избавляет от той значительной доли предвзятости, которую они обыкновенно порождают» (14).

В 1942 г. выдающийся германский юрист, политолог и философ Карл Шмитт опубликовал работу «Земля и Море», которая вместе со статьей «Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противостояние Суши и Моря» (1959 г.) справедливо относится к классике геополитики. Сушу и Море он рассматривал как две принципиально различные, враждебные цивилизации, дав их противостоянию (по его мнению, неснимаемому) философско-этические и юридическое толкование (15). Не знаю, читал ли кто Шмитта в те времена в СССР, а вот в Японии конца тридцатых он был очень популярен.

На рубеже 1930-х и 1940-х годов в Японии складывается своя геополитическая школа, отмеченная сильным влиянием германской традиции. Появился даже специальный журнал «Геополитика». Геополитический инструментарий охотно использовал влиятельный и широко читаемый политолог Рояма Масамити, чьи лучшие работы сохраняют значение до сих пор. Пропагандой геополитики в хаусхоферовской интерпретации занялась созданная в 1938 г. Тихоокеанская ассоциация, в правление которой вошел Абэ Итигоро — переводчик Челлена («Государство как форма жизни», 1936 г.; «Понятие геополитики», 1941 г.) и автор «Введения в геополитику» (1933 г.) — первой оригинальной книги в Японии на эту тему. 23 августа 1940 г., в первую годовщину пакта Молотова — Риббентропа (случайность или демонстративный акт?!), группа ученых во главе с Комаки Санэсигэ, известная как «киотосская школа», выступила с «Декларацией японской геополитики», призвав отказаться от копирования рационалистической, «бездуховной» европейской геополитики и создать вместо нее «истинно японскую», одухотворенную национальной традицией «императорского пути» (кодо). К этому сюжету мы вернемся позднее, а пока необходимо сказать вот о чем. В послевоенной Японии ее геополитическое наследие было полностью искоренено и забыто, а сама геополитика если и допускалась, то только в атлантистским варианте. Первая работа по истории отечественной геополитической мысли — притом краткая и сугубо критическая — появилась здесь только в 1980 г. Советскому читателю повезло больше: с очерком довоенной японской геополитики — правда, тоже кратким и тоже критическим — он мог познакомиться еще в 1964 г. (16).