– Леш, на секунду, – вызвал меня в коридор Симонов. – У нас тут такие дела… Распадин ушел.
– Твою мать! Как? Вы же его контролировали!
– Самбист как чухнул, что тучи сгущаются, по газам – и вперед. Мы на такой поворот рассчитывали. Думали его по дороге перехватить. Но у нас мотор сдох. Не завелся даже, зараза. Чего, не знаешь, на каком старье работаем?
– Распадин у метро «Автозаводская» живет. Бери двух ребят, и двигаем к нему до хаты с обыском, – приказал я.
* * *
– Милиция, открывайте! – гаркнул я, прикидывая, придется ли выбивать и эту дверь.
– Ой, сейчас, – послышался женский голос, и дверь приоткрылась, правда оставшись на цепочке.
Хозяйке квартиры на вид можно было дать лет сорок пять. Собранные назад некрашеные волосы с обильной сединой старили ее.
– А документ покажите.
Я показал удостоверение. Женщина, подслеповато щурясь, изучила его и сняла цепочку.
– Проходите, пожалуйста.
– Геннадий дома?
– Утром как ушел, так и не появлялся. За ним не усмотришь… У меня беспорядок, не обращайте внимания.
Особенного беспорядка я не заметил. Хозяйка, видимо, относилась к категории женщин, для которых не на свое место положенная книга – уже кавардак, а брошенная на стул одежда – индонезийское цунами.
– Как вас зовут?
– Валентина Николаевна. Я тетя Геннадия.
– Мы сотрудники Московского уголовного розыска, – я представился сам и представил остальных. – У вас будет произведен обыск, – я протянул постановление.
– Производите, – грустно и устало кивнула Валентина Николаевна. Кажется, она внутренне давно была готова к подобным неприятностям. – Что он опять натворил?
– Подозревается в совершении преступления.
– Преступления, – она опять вздохнула. – Вот беда-то. Все у мальчонки криво-косо в жизни. Так уж на роду написано, – она махнула рукой.
– Что, с детства связался с плохой компанией?
– С плохими родителями. Он сын моей сестры. Она и ее муж совсем пропащие. Сегодня она пьет и его матом кроет. Завтра он пьет – ее бьет. Мальчонке тоже доставалось. Ему лет пять было, родители пить ушли и на пять дней загуляли. Он один жил. Стеснялся из окна выглянуть, помощь позвать. Оголодал-то как. Я его увидела – в чем только душа держится. Испуганный, дрожащий, как мокрый котенок. После этого заикаться начал. Я тогда его забрала и добилась, чтобы Наташку с ее пропойцей родительских прав лишили. С того времени он у меня и живет.
Я только кивал. Сколько мне довелось слышать подобных историй. Обычная житейская гнусь, когда дети страдают от вечно пьяных, живущих впотьмах, в дыму родителей. До семи лет формируются основы личности человека. Травмирующие ситуации, которые у него были в этот период, он пытается повторить уже будучи взрослым, чтобы избавиться от вбитых пьяными родителями комплексов. Отсюда у многих страсть к насилию, преступлениям. Дети из трудных семей слишком часто становятся преступниками.
– Да и потом у Гены все как-то не так, не как у людей складывалось. С мальчишками плохими в школе связался. Хулиганить начал. Табачный ларек со старшими ребятами обокрал. Вижу, пропадает мальчонка. Тогда муж мой Сергей Владимирович, царствие ему небесное, отвел Гену в спортшколу. Думали, ветер в голове гулять перестанет. И правда, спортом занялся, компанию свою бросил. Чемпионом стал. Мы надеялись, что после школы на завод Лихачева пойдет работать. И я, и муж мой покойный всю жизнь ЗИЛу отдали. Эх, – она махнула рукой, – какой там завод! Месяцами денег не получаем. Вот и пошел Гена охранником в фирму. Молодой, здоровый парень – и в вахтеры устроился. И счастлив. Ох, беда. Как же нас до такой жизни-то довели?
– Довели… Так что, начинаем обыск? – спросил я.
– Ищите. Только ничего не найдете. Я бы сама отдала, да только Гена ничего неположенного бы домой не принес. Меня побоялся бы.
Появились понятые. Были соблюдены формальности, и начался методичный обыск. Пока мои ребята работали, я продолжал беседу с Валентиной Николаевной. Меня интересовали знакомства Геннадия, связи, как он жил.
– Однажды он домой пришел совсем с лица опавший. А потом какие-то бандиты приходили, его прямо у нас в квартире били. И Женьку, моего младшего, тоже ударили, а мальчонке всего десять лет. Меня запугали, убить обещали, если на помощь звать буду. Потом я хотела в милицию звонить, но Гена чуть ли не на коленях умолял этого не делать. Мол, какие-то у них там свои дела. Ох, страху мы тогда натерпелись.
Так, на Самбиста наезжала какая-то крутизна. Очень любопытно.
– Потом он как-то все уладил. А чуть позже у него деньги завелись. Видео купил. Машину. Мы с мужем на машину лет десять копили, а Гена за полгода купил. Ох, непорядок. Шальные деньги до добра не доводят.
– Этого человека среди его знакомых не было? – Я показал фотографию Датчанина.
– Видный мужчина. Серьезный, – оценила Валентина Николаевна. – Нет, не было.
Понятно, домами Самбист и Датчанин не дружили.
Мебели в квартире было немного. Мы быстро убедились, что ничего интересующего нас здесь нет. Пора закругляться. Напрасно только через пол-Москвы прокатились, бензин пожгли. Еще бабушка надвое сказала, что Самбист участвовал в нападении на квартиру писателя. Может, Датчанин его использовал лишь в массовках, когда надо было продемонстрировать игру мышц…
На лестничной площадке стукнула дверь лифта. В замочной скважине заворочался ключ.
Я приложил палец к губам и махнул рукой Симонову. Мы встали по обе стороны двери. Я расстегнул пиджак, чтобы рука была поближе к пистолету – мало ли что. Дверь резко распахнулась, и…
– Где же тебя носит, горе луковое? – всплеснула руками Валентина Николаевна. – Занятия два часа назад закончились.
На пороге стоял полноватый, с веснушчатым хитрым лицом мальчонка, руки его были испачканы синей пастой, на щеке и кончике носа тоже приютились синие пятна. Похоже, он с усердием постигал школьные премудрости.
– Я не луковое, – резонно и степенно возразил мальчишка. – И не горе.
– Ох, болтать горазд. Иди на кухню. Обедай. Не до тебя сейчас.
– А дяди из милиции? – Мальчонка окинул нас изучающим взглядом. – За Генкой пришли?
– Женя, иди на кухню!
Женька еще раз с интересом оглядел присутствующих и нехотя отправился куда послали.
– Все время за него волнуюсь. Вон двое из его класса под машину попали. На шоссе машины мыли. Деньги зарабатывали. Это в десять-то лет. Ох, беда…
Наконец мы обшарили последний угол, перетряхнули последний ящик письменного стола. Я усадил Симонова писать протокол обыска.
– Пиши тут за всех, – ворчал он. – Штабного писаря нашли.
– У тебя почерк и стиль, Сашок.