С террасы открывался великолепный вид на столицу России. Плавно изгибалась серебристая Москва-река, пронзали небо припорошенные сединой времени величественные шпили сталинских высоток. Возвышались вдалеке, подпирая небесный свод, геометрически безукоризненные, кажущиеся игрушками титанов небоскребы Москва-Сити. Золотели праздничные купола церквей. Россыпью были разбросаны старые московские дома, рассеченные белыми зубными протезами новостроек времен позднего социализма. Струились бесконечным потоком машины. Как битые пиксели на мониторе, чернели фигурки тысяч и тысяч людей.
Ломакин отхлебнул глоток коньяка и произнес:
– Глядя на великие города, трудно осознать, насколько это хрупкий механизм.
– Чтобы создать его, потребовались тысячелетия развития цивилизации, – кивнул я. – А чтобы бросить его в хаос, достаточно одной грязной бомбы. И город превратится в ловушку.
– Или в жертвенный алтарь, – добавил Ломакин. – «Город – это стойло, куда собрали скотину. Собрали на убой». Так мне сказал однажды Хромой Абдул.
– Амир всея Дагестана?
– Он самый. Говорил это, искренне считая, что ему суждено стать забойщиком скота – так он нетолерантно называл наших сограждан. Откуда бедняге было знать, что его самого уже приготовили на убой. – Генерал хищно скривил губы.
– Помню эту историю. Это было еще до меня.
– Да… Пуля снайпера взорвала его тупую голову как раз по окончании нашего разговора. Эту собаку надо было уничтожить. Но, что не отнимешь, он отлично знал слабости современного мегаполиса, превращающие его в ловушку. Скученность, сложная и уязвимая инфраструктура, от которой зависит физическое выживание горожан. Прерви водоснабжение, отключи электричество, связь, канализацию – и население превратится в охваченную паникой, обреченную толпу. Дай волю мародерам и бандитам, и здесь будет править закон джунглей. И тогда уютные дома станут надгробиями.
– А ведь люди это чувствуют, – сказал я. – Думаю, голливудская мода на апокалипсические фильмы – это отражение фобий среднестатистического жителя мегаполиса. У каждого благополучного горожанина в глубине души шевелится червячок – а насколько прочен его личный рай. И что будет с ним, с добропорядочным обывателем, имеющим квартиру, машину и счет в банке, если кто-то сомнет кованым башмаком его уютную теплую коробочку.
– А знаешь, какой самый большой мой страх? – обернулся ко мне Ломакин. – Какая фобия у меня?
– Какая?
– Не успеть… Мы столько раз успевали вовремя. Приходили в последнюю минуту, как кара небесная. Сметали все людоедские планы вместе с их носителями… И с каждым разом нам удается это все труднее…
– Успеваем мы далеко не всегда, – возразил я. – Помню, и самолеты падали с небес. И боевики захватывали больницы и концертные залы. Все было…
– Ты не понимаешь, Сергей… Это как бокс. Ты пропускаешь множество второстепенных ударов. Наносишь ответные. Но не дай бог пропустить тот самый удар, который отправит тебя в нокаут. Ты должен ударить раньше. Хоть на полсекунды. Главный удар должен быть твоим, а не твоего противника. И пока нам это удавалось.
– Изотопный шторм… – начал я.
– Этот тот самый главный удар. После него мир станет иным. Будут новые схватки. Но в ином мире. Который, скорее всего, будет куда жестче и хуже нашего… И мы пробуксовываем, Сергей… Черт возьми, мы не успеваем!
– У Комбинатора предчувствие, что все решится в течение трех-четырех дней.
– И в чью пользу? – посуровел генерал.
– Этого его третий глаз не увидел, – усмехнулся я безрадостно.
– Вот Нострадамус доморощенный. И ведь не подводит его, заразу, интуиция никогда… Поэтому, майор, делай что хочешь. Надо – закроем авиасообщение, перекроем все трассы в регионе, введем войска, объявим чрезвычайное положение. Главное, чтобы твои действия были обоснованы. И эффективны. Мы не имеем права словить тот самый главный удар в челюсть.
– Ввести войска, – хмыкнул я. – Это как бить комаров кувалдой – скорее разнесешь мебель, чем убьешь кровососа. Тут нужен точечный удар.
– Так нанеси его! И не опоздай…
– Я достану Марида, – кивнул я.
И в этот момент меня резанула неожиданно откуда свалившаяся мысль: а вдруг совсем недавно Бешеный Марид точно так же стоял и смотрел на многолюдный город – Москву, Питер или тот же Кручегорск. И был преисполнен вожделенной мечтой – нанести точный главный удар прямо в сердце мегаполиса. Он тоже прекрасно осознавал, что после этого человечество станет иным, и всем своим проклятым существом стремился к этому. Я ощутил какое-то иррациональное единство с этой тварью, будто мы были с ним на одной волне, занимали близкое место в этой вселенной. Вот только знаки у нас разные, плюс на минус. Эдакое единство и борьба противоположностей.
– Я его уничтожу, – добавил я уверенно. – Сейчас ему не уйти.
– Только не забудь о самом главном, – вернул меня с небес на землю генерал. – Помимо скальпа Бешеного Марида, у меня должна быть бомба. Целая и невредимая. Хоть купи ее у него. Но взорваться она не должна…
В тот же вечер я улетел в Кручегорск. До съемной квартиры добрался во втором часу ночи. А в три ночи меня разбудил звонок.
– Привет, Чак, – послышался голос Кастета.
– Здорово, птица филин. Чего тебе не спится?
– Сам говорил, чтобы звонил в любое время.
– Правильно. Молодец. Я это ценю…
– Слушай, Чак, а сколько ты мне готов отбашлять за фото той крысы, которую Чухонец ищет?
С меня слетели остатки сна.
– Где взял?
– Где взял – там уже нет. Чухонец раздал своим близким это фото – теперь они ее ищут.
– Фотка у тебя?
– Да.
– Встречаемся.
– Сейчас?
– Сейчас. В центре, у кинотеатра «Прогресс».
– Ладно. Только цена вопроса?
– Не на привозе. Не обманем.
Я сполоснул лицо холодной водой, прогоняя остатки сна. Отсчитал полторы тысячи евро – из тех, что мне передал Кузьма. И вышел из подъезда.
Когда я подъехал к старомодному, с колоннами и островерхой крышей кинотеатру «Прогресс», Кастет был уже там. Он стоял, прислонившись к бамперу своей массивной машины, и весь его вид выражал скуку и высокомерие.
Я пожал его лопатообразную руку. И кивнул:
– Давай.
Он вынул из нагрудного кармана и протянул мне конверт.
Я открыл его. Там был сложенный вчетверо лист формата А-4. На цветном принтере было отпечатано лицо сухощавой женщины – с правильными чертами лица, очень неприятное. Она весьма походила на ту валькирию, которую зафиксировала видеокамера на автозаправке.
Изображение было немного размытым. Можно было различить, что фотографировали ее днем на фоне какого-то восточного города – на заднем плане различались минареты и приземистые белокаменные постройки.