Алгебра аналитики. Секреты мастерства в аналитической работе - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Курносов cтр.№ 51

Понятие катастрофы стало актуализироваться совсем недавно, в конце ХГХ – начале XX века. Оно связано с нарушениями регулярного хода событий в человеческой цивилизации, происходящими в течение жизни одного поколения. Смысл катастрофы в том, что происходит разрушение систем жизни – но при этом цивилизованное сознание человека сохраняется, и человек должен выжить и при этом не опуститься, а сохранить уровень цивилизованности ^[123]. По моему мнению, теории «управляемого хаоса» являются логическим завершением катастрофического мышления.

В этом смысле римляне не осмысляли падение своей Империи как катастрофу ^[124]. Для них это было поражение в очередной войне, гибель правителей и их смена, личные коллизии. Те же, кто оставался носителем прежнего уровня культуры, уже не могли его восстановить – они либо опускались, либо погибали, либо бежали. В XX веке положение изменилось – мировые войны, экологические бедствия, технологические аварии, революции, перестройки, финансовые кризисы и подобные события современным сознанием воспринимаются как катастрофы: система организации жизни разрушается, а сознание остаётся столь же высокоорганизованным, как и до катастрофы, и требует того же от жизни. Усилия человечества направляются на восстановление прежней жизни и её развитие.

Соответственно, перед мышлением руководителей всех рангов возникает задача совершенно иного порядка: задача организации жизни в целом, проектирование и творение её новых форм. Мышление в рамках масштабов возможных катастроф и негативного развития событий даёт ключи к их организации и ликвидации. Как показывает мировая социальная практика последних десятилетий – данное направление очень актуально. Ситуация осложняется тем, что с каждым днём вероятность возникновения глобальной войны как средства разрешения финансового тупика, в который завёл мир Запад с его идеологией безудержного потребления, усиливается. В орбиту этой войны в той или иной форме, несомненно, будет втянута и Россия. И вовсе не потому, что у России есть какие-либо агрессивные планы, а потому, что у нас есть то, за что в ближайшем будущем развернётся жесточайшая борьба: территория и ресурсы ^[125]. Не думать об этом аналитики России не имеют права.

Человек начинает строить планы изменения жизни на всех уровнях – от реорганизации фабрики до реорганизации жизни целых стран и народов. И точно также, какво времена Древней Греции пираты Средиземноморья строили свои расчёты – как тремя сотнями человек захватить многотысячный город, так сейчас огромное количество людей – от руководителя разведгруппы до рекламного агента и аналитической группы крупного политика – рассчитывают: как заставить большое количество людей делать то, что им нужно, не применяя прямого насилия. То, чем в 1905 и в 1917 году занимался В. Ленин с немногочисленными соратниками, рассчитывая перевернуть огромную страну, теперь занимаются тысячи и сотни тысяч людей. В результате мелкие и крупные социальные кризисы и катастрофы стали повседневностью. А их предотвращение или, напротив, их организация – работой и промыслом огромного числа людей.

Чтобы участвовать в новом мире и эффективно противостоять новым вызовам и угрозам, нужен иной тип мышления, который в настоящее время активно формируется в России современной Аналитикой. Его логическую основу составляет индивидуальное и общественное самосознание, возникающее как пространство жизни интеллекта, эмоционально-чувственной и волевой сферы, самоорганизация индивида и социума в соответствии с меняющейся ситуацией. Результатом такого мышления является новый порядок жизни, новое поведение.

Перечисление многочисленных социальных симптомов появления нового типа мышления, нового интеллектуального отношения к реальности, не означает, что именно реальное положение дел делает прежний способ мышления второстепенным. Скорее наоборот. Сформировавшиеся идеалы монистического и регулярного мышления породили своих «могильщиков»: технологическую форму организации ^[126] и идею управления.

Важным феноменом нашей современной жизни является кризис социального проектирования и переход технологических форм организации с производственной сферы на организацию жизни вообще. Роль и значение технологических укладов продолжает возрастать. Но народы, страны и люди в отличие от машин не могут жить технологически – они обладают способностью ставить собственные цели, они обладают рефлексией, способностью играть, включены в различные системы жизнедеятельности. Намечаемые модели преобразования ничего не будут значить для России и не смогут быть ею присвоены, если одновременно не произойдет существенное изменение технологической организации массовых производств. Это во многом составляет ответ на идею информационного общества, которая, как показала группа Л. Ларуша, является мошенничеством и особой формой обеспечения развития финансово-спекулятивного капитала. Поэтому, как отмечает ряд ученых, становится необходимой реализация идеи неоиндустриализма и в какой-то мере постинформационного общества ^[127].

Необходимо ставить вопрос о полномасштабных производительных силах, позволяющих соорганизовывать и соединять собственно промышленное производство, систему образования, инновационно-разработческую науку, фундаментальные и прикладные научные прорывы. Но развитие и продвижение промышленных систем, с точки зрения повышения уровня их организации, оказываются бессмысленными и невостребованными населением России, если одновременно оно не оказывается включенным в эти процессы, если не произойдёт социокультурный сдвиг, предполагающий повышение уровня организации жизни и изменение форм жизнедеятельности больших групп населения.

Для большинства граждан России реальным стимулом интеллектуальной и политической активности может стать ориентация на достижение характеристик качества жизни, свойственных среднему классу. Это относительно высокое материальное положение, высокий социально-профессиональный статус (высшее или среднее специальное образование, стабильная, достаточно интересная работа); самоидентификация (ощущение самодостаточности, принадлежности к активной части российского общества). В настоящее время лишь 6,9 % российских семей обладают всеми названными тремя признаками, а двумя – 20 % населения страны. В наиболее развитых странах средний класс составляет около 70 % населения ^[128].