Узнав от Аделаиды Станиславовны, что за ним приехал крестный, Александр извинился, попросил передать Амалии его наилучшие пожелания, получил от Даши обратно свою шинель и вышел в переднюю. Уже по лицу графа молодой человек понял, что тот крайне недоволен, но, пока они шли по лестнице вниз, сенатор сдерживался и дал волю своему раздражению, только когда сели в карету.
– Что за глупое мальчишество! И я должен от посторонних… от бог весть кого узнавать, что ты едва не погиб, спасая какую-то барышню! Нет, ты можешь мне объяснить, что на тебя нашло?
– Если вам угодно упрекать меня за то, что я спас человеку жизнь… – начал Александр.
– Вот как? А домовладелица сообщила мне, что ты чуть ли не каждый день бываешь в этом доме! В чем дело, Александр? Ведь если Бетти узнает…
– Но ей ведь необязательно знать, – уже сердито перебил крестник. Больше всего офицера выводило из себя то, что его заставляли оправдываться, хотя, в сущности, он не сделал ничего плохого.
– Если Бетти узнает, – упрямо гнул свое Андрей Петрович, – это может разбить ей сердце. Она станет задавать себе вопросы… разные вопросы! Нет, вот объясни мне как другу, что ты тут забыл?
Александр молчал, и сенатор перешел в атаку:
– Дядя – картежник, мать – полячка. Отец, правда, был достойный человек, но… Я уж не говорю о том, что они попросту нищие, их имение заложено и перезаложено! И из-за этой вертихвостки, между прочим, уже погиб твой знакомый!
– Мне неизвестны обстоятельства того дела, – отрезал Александр. – И я далек от мысли обвинять кого бы то ни было.
Что-то такое появилось в его тоне, отчего сенатор поперхнулся начатой фразой и пристальнее посмотрел ему в лицо.
– Послушай, – заговорил после паузы Андрей Петрович, – на своем веку я видел достаточно блестящих молодых людей, которые губили свою жизнь и карьеру из-за нелепого увлечения. Поверь: тебя просто завлекают. Я знаю людей, и я знаю женщин.
– Так же, как покойную княгиню Мещерскую, или лучше? – Александр увидел возможность нанести удар, и нанес его, не задумываясь.
– Щенок! – вспылил сенатор. – Как ты смеешь!
– Ваше счастье, – холодно произнес Александр, – что вы мой крестный отец. Любого другого я за подобные слова вызвал бы на дуэль.
И офицер отвернулся, показывая, что разговор окончен.
– Не понимаю… – помолчав, пробормотал сенатор. – Не понимаю, чем я прогневил господа? – Граф покачал головой. – Я всегда относился к тебе как к сыну, а теперь – тем более. Я переписал завещание, назначил тебя своим наследником. Я готов сделать все, что ты попросишь, при условии, конечно, что твоя просьба будет разумна. И что я получаю взамен? Дерзости! Да что там – прямое оскорбление! Неужели так трудно понять, что я радею только о твоей пользе, что у меня нет и не может быть никакого другого интереса? Скажи, почему ты обращаешься со мной как со злейшим врагом?
Это было неправдой. Александр вовсе не считал крестного врагом, но его задело то, в каком виде граф представил Амалию. Она храбрая, упрямая, с обостренным чувством справедливости, сказала ему, что хотела бы видеть его своим братом, – а Андрей Петрович изобразил все так, словно девушка была вульгарной мелкой хищницей, обыкновенной охотницей на женихов. Корф перебрал в памяти все свои встречи с Амалией. Нет, нет, та никогда не пыталась ему понравиться, да что там – похоже, вообще согласна была терпеть его лишь постольку, поскольку он ей не мешал. И еще Александр подумал, что ни разу не видел ее в непринужденной обстановке – на балу, на званом вечере. Интересно, а она любит танцевать? И какой ее любимый танец?
– Мы проехали особняк Гагариных, – проговорил молодой человек, по-прежнему глядя в окно.
Сенатор махнул рукой.
– Я просто хотел тебя увезти. Мне не нравятся эти люди. И мне не нравится этот дом.
Александр усмехнулся. Значит, вместо того чтобы мирно пить чай с родственниками Амалии под фамильными портретами, он будет скучать у себя на Офицерской. Спасибо, крестный, удружил!
– Льва завтра хоронят, – продолжал граф. – Надеюсь, ты придешь на отпевание. Оно состоится в той церкви, которая…
– Я знаю, – мрачно кивнул Александр, – мне Серж уже сказал. Да, конечно, я буду.
Сенатор шевельнулся, переложил трость из одной руки в другую.
– В городе неспокойно, а в тебя вчера стреляли… – В голосе крестного прозвучали непривычные для него умоляющие нотки. – Может быть, ты пока переберешься ко мне? Поверь, мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Если даже не принимать в расчет, что жизнь под боком у сенатора сильно ограничила бы его свободу действий, все равно – находиться в том же доме, где умирал Лев, видеть те же вещи, которые видел он перед смертью… Александр содрогнулся и сказал:
– Благодарю вас за заботу, но я никого не боюсь.
– Я должен понимать твои слова как «нет»? – проворчал Андрей Петрович. – Но ты можешь хотя бы пообещать мне, что больше не будешь ходить на Невский?
– Не могу, – спокойно ответил Александр. – Невский проспект слишком велик и является главной улицей нашей столицы.
Молодой человек отлично понимал, что крестный имел в виду вовсе не улицу, однако не собирался уступать давлению. И граф, казалось, предпочел смириться.
– Хорошо, – вздохнул он, – будем надеяться, ты знаешь, что делаешь.
Глава 24
Ссора
Александр собирался через день-другой заглянуть к Амалии, справиться о ее самочувствии, но получилось так, что его закружил водоворот обстоятельств, который не оставил времени для того, чтобы наведаться в дом с атлантами на Невском. Сначала хоронили Льва Строганова, потом наведался следователь, который сообщил ему о том, что он уже знал, – об убийстве матери Николая Петрова и служанки, и пришлось отвечать на множество вопросов, а при этом следить, как бы ненароком не выдать себя и не возбудить ненужных подозрений. Еще Александра вызывали к генералу Багратионову – уточнить кое-какие детали события 1 марта, а заодно спросили у него, не имеет ли он каких-либо сведений о часовом Зимнего дворца Тимофее Звякине, который бесследно исчез.
– Мы полагаем, – добавил Багратионов, – что он был заодно с террористами и поставлял им разные сведения. Скажите, вы не замечали в его поведении ничего подозрительного?
Но Александр ничего такого не смог припомнить, даром что хорошо знал Звякина (то есть, конечно, думал, что знал) и не забыл, что именно этот часовой стоял на посту в тот день, когда он во второй раз встретился во дворце с Амалией. Тем не менее Багратионов вызвал его еще раз – для проверки каких-то малозначительных обстоятельств. А потом состоялась церемония переноса тела убитого императора в Петропавловскую крепость, и Александр счел своим долгом в ней участвовать. От церемонии у него осталось крайне гнетущее впечатление, потому что поставили охранять мосты казаков с пиками, опасаясь нового покушения. Казалось немыслимым, что даже похороны царя не могут обойтись без усиленной охраны.