Вцепившись в высокий крошащийся зубец, я осторожно выглянул вниз;. Только с самолета, зависшего на месте, можно увидеть такое. Ни лестницы, по которой надо добираться сюда, ни самой горы – лишь огромная тарелка планеты, край которой хоть и далеко, но отчетливо виден в космическом желтом пространстве.
Земля, пятнистая от лесов и полей, кое-где бугрясь у горизонта просвечивающе голубыми горами, широко стекала где-то дождливыми, где-то солнечными просторами своими к маленькому индийскому городку у подножия черного храма, над которым, совсем близко от меня, хлопал на ветру длинный хвостатый флаг великого Шивы.
Городок – где та тихая площадь? – выглядел как в перевернутый бинокль. С трудом отыскал я маленькую, в полногтя величиной, белую полосочку «Волги». Чуть дальше матово и тускло зеленел пруд, в котором, как говорят, раз в 12 лет находят валампири, раковины, закручивающиеся в правую сторону.
Утверждают, что такая находка является поворотным пунктом в жизни нашедшего, счастье начинает сопутствовать ему во всех начинаниях.
Я припомнил по аналогии раковины у утренней девушки из Махабалипурама и вздохнул, бог с ними, с валампири, жаль все же, что не купил никакой на память…
У пруда разглядел с высоты надвратные башни типичного южноиндийского храма; из литературы помнилось, что храм тот возвели три подвижника – Аппар, Сундарар и Джнанасамбаидар, которые были так уверены в святости той горы, на вершине которой я сейчас стоял, что не посмели взобраться на нее, дабы не осквернить ее ступени пылью своих подошв и ограничились постройкой храма у ее подножия. Я мысленно проследил весь свой путь по горячим ступеням, представил трех этих, видимо, почтенных старцев, и какая-то тоненькая ниточка понимания соединила на миг нас.
Площадка, как ни странно, оставалась пустой; я переходил от зубца к зубцу, как бы совершая кругосветное путешествие. Наконец, стал лицом к поднебесному храму, грубой черной громаде, чья мощная стена без окон и дверей величественно высилась над площадкой. Я пытался вместить ее в объектив фотоаппарата, когда из-за шеста с узкими полосками храмового флага медленно вылетели две тяжелых птицы и, крестообразно раскинув лохматые крылья, повисли на минуту прямо над моей головой. Я смотрел снизу, задрав голову, на их неподвижно парящие тела, и не верил ни глазам, ни рассудку… Потом они неторопливо совершили круг и, держась на определенном расстоянии друг от друга, почти не взмахивая крыльями, спокойно заскользили на север… Какое-то время они еще чернели в синеве неба, потом глаза стали слезиться и ничего уже нельзя было разглядеть в пропитанной солнцем густоте застывшего воздуха.
Опять возникший из ниоткуда все тот же горбатый немой, поддерживая под локоть, долго водил меня по мрачным кельям храма, вывел, наконец, на свежий воздух и ласково простился у бесконечных ступеней вниз…
Обратной дороги я не помню.
Вижу себя уже в машине, надевающим ботинки, а рядом с открытой дверцей стоит мой милый шофер и, сочувственно глядя на меня, держит в руках громадный гладкий кокосовый орех, в срезанную верхушку которого косо воткнута белая пластмассовая соломинка. И снова – пыль, дорога, тряска, опять мы сворачиваем зачем-то с шоссе, едем куда-то по проселочному песку, где нет ни прохожих, ни указателей и останавливаемся на этот раз в чистом поле с одинокими деревьями, цветущими неестественно красным цветом.
Шофер несколько раз, очень убедительно тычет пальцем вперед, я, решив ничему не удивляться и всему подчиняться, вылезаю наружу и, утопая в песке, бреду в указанном направлении. Пройдя метров сто, я застываю от небывалой радости, захлестнувшей меня.
Дорога кончается небольшим обрывом, открывающимся на нетронутую полосу ослепительно чистого пескам уходящую вправо и влево на десятки километров. Ни души не видно, сколько ни всматривайся, а прямо передо мной и вдоль всей этой песчаной полосы – ленивое, теплое, зеленое море медленно и тяжело катит упругие волны свои…
Но самое удивительное, чем отмечен этот день исполнения желаний, произошло примерно через полчаса, когда вдоволь наплававшись, зарядившись немыслимой какой-то энергией, счастливый и сверкающий от сбегающей по телу воды, выходил я на пустынный берег; мне оставалось всего два-три шага до места, где сиротливым узелком ожидала меня одежда, и уже убегала, холодя щиколотки, последняя серебристая волна, открывая мокрый и мягкий светло-коричневый песок, и вдруг последний шальной язык этой волны выкатил мне прямо под ноги маленькую аккуратную раковину нежного цвета кофе с молоком… И надо ли говорить о том, что ни подписей, ни рисунков на ней не было, как не было и других раковин на этом странном безлюдном пляже, где я оказался единственным купальщиком в тот непередаваемо светлый, незабываемый день?
Прожив и пережив этот день, непохожий ни на один из 60-ти проведенных в тот раз мной в Индии дней, но и ничем принципиально от них не отличающийся, я стал иначе относиться ко всем рассказам о «чудесах» этой великой страны; нестерпимо грубыми представляются истории о здоровых мужчинах, поднимающихся в воздух на глазах у изумленных зрителей, фокусом несет от россказней обо всем, что является нарушением законов природы, пусть непонятным, но фокусом. И все же лежит у меня на книжной полке кофейная раковина, и, глядя на нее, я думаю о том, что удивительно высокий процент сбываемое желаний в Индии есть тоже одно из чудес, таинственных и необъяснимых Совпадение, скажем мы и будем правы, но совпадения в Индии случаются куда чаще, чем где бы то ни было еще.
День, о котором я рассказал, преподнес мне, правда, и такой, сюрприз, о каких мечтают все наши доморощенные поклонники восточной мистики.
Я много снимал в Индии; часть пленок я проявил на месте, а часть с большими предосторожностями, чтобы не засветить на таможнях, провез домой и проявил уже здесь, в том числе и пленки, снятые в тот достопамятный день. Наконец, пленки готовы. Дрожащими от нетерпения руками подношу их к свету и вот вновь передо мной слон из Махабалипурама, девочка с алюминиевым сундуком, нескончаемая лестница, паломницы, виды с вершины, громада храма, наконец, черный крест парящего в синем небе орла и вдруг… Я даже выронил из рук пленку, так неожиданно и непонятно было то, что я увидел на следующем кадре.
Отчетливо видимый на фоне голубого простора, свежий и счастливый двигался прямо на зрителя я сам собственной персоной с неразличимой, но угадываемой раковиной в руке. На соседнем кадре шел уже вечер того дня в Мадрасе, после возвращения, там было все, как полагалось. Но этот кадр!
Хотите узнать разгадку этого кадра?
Я не буду говорить вам сейчас. Читайте, читайте дальше – и вы найдете ответ.
2. Об индуизме
– «Спрашивайте всё, что хотите», – удобно расположившись на циновке, сказал мне Его Святейшество джагадгуру шри Джайендра Сарасвати шри Шанкарачарья Свамигал, духовный глава индусов Южной Индии, которого миллионы верующих почитают как Бога.
Путь мой к этому интервью был долог. Он начался после окончания института, когда, по совету Святослава Николаевича Рериха, я взялся за изучение индуизма.