В который раз нахлынуло чувство растерянности: просить о чем-то кота? Хотя тотемы просила, котелок просила, почему бы и кота не попросить?
— Арви… — голос внезапно охрип, как часто случалось при приступах смущения, пришлось прочистить горло. Кот неторопливо повернул голову и посмотрел на нее желтыми глазами с вертикальными зрачками. — Арви, ты мог бы показать дорогу вниз?
Она бы не поверила, если бы самолично не увидела этого во второй раз — сервал кивнул.
* * *
Расположись они в центре поляны вместе с остальными — ее уход не остался бы незамеченным, а так удалось сняться с места тихо и практически бесшумно.
Кот, не особенно выбирая дорогу, бежал впереди, а паровозом дышащая Марика с рюкзаком за плечами и повязанной на талии толстовкой пыхтела позади, перепрыгивала через поваленные трухлявые бревна, спотыкалась на невидимых в траве кочках и изо всех сил старалась не упустить из вида кончик желтого хвоста.
— Слушай, а помедленнее никак? Я так и не пообедала, и у меня не четыре лапы!
Сервал мольбам не внимал — трусил с прежней скоростью и даже не оборачивался.
Если справа чаща удивляла густотой запутавшейся друг в друге растительности, то слева, там, где начинался обрыв, резко редела. Марика так и не рискнула приблизиться к отвесному краю, вдоль которого они двигались.
Поляна за спиной отдалялась. Интересно, предпримут ли новые попытки поисков оставшиеся на ней люди? Заметят ли их исчезновение? И что впереди найдут они сами: мост, упомянутые крылья, выгравированное на камне заклятие — прочитай, и окажешься внизу? Нет, это вряд ли. Но если сервал и вправду проводник, значит, к чему-то полезному они так или иначе придут.
Несколько минут спустя Марика лежала, свесившись головой с обрыва, и все никак не могла унять бешено колотящееся от страха сердце.
Неужели придется идти вниз по этому?
Спуск, к которому привел Арви, напоминал приделанные к лысому каменному отвесу напоминающие козырьки от подъездов ступени — пришпиленные в вертикальной горе горизонтальные плиты. Одни соединялись или почти соединялись между собой — можно перешагнуть, другие располагались на удалении друг от друга — только прыгать.
Прыгать. Вдоль отвеса. Над пропастью не менее километра глубиной, надеясь, что каменные ступени не отвалятся под приземлившимися подошвами ботинок.
Представляя собственные неуклюжие прыжки, Марика покрывалась холодным потом. А если не рассчитает? Что, если скорость разгона окажется выше, и она не успеет затормозить перед краем плиты? Если сорвется вниз? И тогда пиши пропало: будет, как и прежде, сидеть на ветке орел, а в кронах щебетать птахи, застынет в вышине звенящее синее небо с ползущим по нему изо дня в день солнцем, и только ее — Марики — здесь уже не будет. И, наверное, нигде не будет.
Это не телевизионное шоу «Проскочи через препятствия», и рядом нет команды медиков и страхового агента, а внизу — растянутой страховочной сетки или хотя бы бассейна, в который не так страшно падать.
Это лес. Чужое, никому не известное место, где никто тебя не найдет. Не будет искать. Это реальная жизнь и приделанные к скале неизвестно кем и непонятно как (вставлены в выдолбленные углубления?) плиты. Это место, где нет права на ошибку.
Не поднимаясь на ноги, Марика отползла от обрыва, перекатилась на спину и попыталась успокоить дыхание; над головой беззаботно раскинулась безоблачная лазурь; шуршал чащей спокойный дневной ветерок.
— Арви, я не смогу. Я туда не пойду.
Завалившийся на бок кот с незаинтересованным выражением на морде продолжил то же самое занятие, что и минуту, и пять минут назад: с упоением вылизывал мохнатую лапу.
Стоит сказать об этом месте остальным или нет?
Полчаса спустя, не продвинувшись ни на метр вниз, Марика все еще задавалась этим вопросом.
С одной стороны, она никому ничего не должна — нет у них проводника, пусть выкручиваются как хотят. Ведь Арви достался ей? Пусть поют хором молитвенные песни, танцуют ритуальные танцы, мастерят канаты или парашюты — какое ей дело? Ведь путь на Магии у каждого свой.
С другой стороны, свербело в груди странное, едва уловимое чувство — отголосок испытанной у второго фонтана эйфории, когда Марика вдруг ощутила себя Создателем всего сущего. Тогда свет изливался из нее, как из мегаваттной лампочки, и это в свою очередь позволило осознать одну непреклонную истину: помощь всегда бесплатна. Ведь сотворить добро ничего не стоит? Ты не платишь за сказанное тобой слово поддержки, не платишь, протягивая кому-то руку. Тогда почему нет?
Но, опять же, почему и да?
Внутренняя борьба вызывала дискомфорт — непривычное чувство.
Оставить их сидеть там, на поляне, или же вернуться? А вдруг палатки есть не у всех, и дед ночью замерзнет?
В какой-то момент Марика поняла: она просто не может не вернуться. Решено. Черт с ним, сходит за остальными, покажет лестницу, а дальше пусть справляются как хотят, зато ее собственная ночь пройдет без стенаний преданной совести.
— Арви?
Тот прекратил вылизывать лапу и моргнул.
— Давай сходим на поляну, расскажем остальным про лестницу и вернемся. Ладно?
Когда Марика углубилась в лес, чтобы попытаться отыскать дорогу назад по своим же собственным следам, сервал все еще лежал на траве и смотрел ей вслед.
Сколько раз жизнь доказывала, что воплощенные в жизнь здравые помыслы оказываются бредовыми идеями? Много.
Вот и в этот раз Марика успела несколько раз пожалеть, что вообще решилась побыть «добренькой».
Остальных к ступеням она привела лишь полтора часа спустя.
Сначала пришлось ждать возвращения отправившегося куда-то в противоположную сторону на поиски все того же спуска Тэрри, затем терпеливо переминаться с ноги на ногу, изнывая от безделья, пока запакуют разбросанные по всей поляне пожитки, потом слушать за спиной нытье медленно бредущего деда и увещевающую его тетку-платочницу «потерпеть еще немножко».
Нашлась, тоже мне, святая…
А уж когда добрались до места и обследовавшая его Лизи приказала ей идти первой, чтобы принимать перекидываемые с места на место рюкзаки, Марика взорвалась.
— С чего это я должна ловить ваши сумки?
Остальные уставились на нее с осуждением: мол, вот же строптивая; и только дед смотрел в сторону. Ветер осторожно трогал его белую бороду, тени под ногами удлинились.
— А что такого, дамочка? Так будет легче. Я вот буду помогать Бенджамину, у него колени слабые…
Бенджамин — это дед?
— А я собираюсь повесить свой рюкзак на спину и прыгать с ним. Вам советую сделать то же самое, — огрызнулась Марика, в которой всколыхнулась нешуточная злость за то, что ее без спроса решили впрячь в коллективное рабство.