— Вы хотите, чтобы я из дома всю посуду сюда перенес? У нас тут уже компот с ягодами, чай черный, зеленый, сок яблочный, что-то с клюквой, чарка с вином, а теперь еще и водка. Ладно, схожу за стопками.
Она от стыда пошла пятнами.
— Да я не знаю, что с ним случилось! Не горшок, а шутник какой-то! Раньше попросишь кофе — будет тебе кофе, а сегодня просто беда, сами видите. Наверное, я волнуюсь.
— Наверное.
Как только Майкл скрылся в доме, Марика принялась стучать (трясти не решилась — водка расплещется) пальцами по котелку.
— Ты чего такое вытворяешь?! Зачем нам алкоголь? Ты бы еще коктейли с мартини наварганил! Где наш кофе?
Наверное, нужно было успокоиться и, как и раньше, испытать благодарность, вот только, увы, не получалось — сказывались нервы. Хотелось впечатлить проводника, а выходило наоборот.
— Ну свари нам кофе, пожалуйста!
Котелок, наверное, втихаря насмехался на своем «котелочном» языке. Пришлось отставить его в сторону.
Тем временем вернулся Морэн, перелил водку в небольшую флягу, отложил ее прочь и расположил над костром тонкие ветки с наколотыми на концы кусочками колбасы. Несколько минут спустя над поляной заскворчало и поплыл изумительный аромат.
Совсем как когда-то. Только тогда были сосиски, и ими с ней не поделились. Марика мысленно усмехнулась тому, насколько порой изменчива жизнь.
Когда мясо над углями подрумянилось, с навеса поленницы уже не капало; розоватые лучи солнца, словно бархатные искрящиеся ленты, протянулись над лесом, коснулись крыши дома, пронизали опушку и вьющийся над поленьями дымок.
— А здесь совсем нет насекомых. Тех же комаров…
— Да, повезло.
Майкл убрал веточки от костра, разложил колбасу на две бумажные тарелки и одну протянул гостье.
— Угощайтесь.
— Спасибо.
Ели в тишине. Она запивала мясо клюквенным морсом, он — чаем.
— А вы давно здесь работаете? На этом Уровне?
Марика вытерла пальцы салфеткой и с любопытством посмотрела на сидящего справа мужчину.
— Почти четыре года.
— А что входит в ваши обязанности?
— Напрямую? Эвакуация тех, кто ее запросил.
— Не скучно? Ведь запрашивают, думаю, не так часто. Наверное, остается свободное время.
— Остается, да. Но оно все заполнено. Я ведь сам когда-то пришел сюда, чтобы учиться, а потом захотел остаться. Теперь продолжаю собственное обучение и учу других.
— Учите чему?
Майкл отложил бумажную тарелку в сторону, глотнул чая и задумался, подбирая слова.
— Учу чувствовать мир.
Марика притихла. Интересно, каково это — чувствовать мир? Просыпаться на рассвете и видеть все иначе, уходить ко сну и знать, что мир — это больше, нежели казалось раньше. И каково это — быть учеником Морэна? Какие предметы приходится изучать?
— Как любопытно.
— А вы?
— Что я?
— Кем работаете?
— Сценаристом. Пишу всякую всячину для телевидения. У меня все гораздо скучнее: дома нет магических котелков, из углов не бьют светящиеся фонтаны, в которых начинаешь видеть галлюцинации…
— А вам бы, может, один не помешал.
— Для вдохновения-то? Это точно!
Они рассмеялись.
Марика вдруг поймала себя на мысли, что ей нравится так сидеть. Сидеть и говорить ни о чем, жарить колбасу, пить морс, наблюдать за потрескивающим костром, слушать лес и какую-то необыкновенную тишину. Тишину застывшего над этим необычным Уровнем закатного неба.
— Но людям не нужны фонтаны, — Майкл вздохнул. — Есть — хорошо, нет — не надо. Они приходят сюда не за этим.
Слышалось в этой фразе глубокое скрытое сожаление. Сожаление философское, многократно пережитое, а потому более не царапающее душу. «Люди есть люди, — казалось, сказал Майкл без слов, — они часто предсказуемы. В том, чего хотят или не хотят, в том, сколько усилий готовы приложить для осуществления собственных желаний. Есть гораздо большее, но жаль, что они этого не видят».
Марику кольнул стыд. За собственную мелочность, за алчность, за лежащие в кармане рюкзака семечки.
— Но ведь люди не знают, что здесь можно чему-то научиться. Им сказали: «Вот семечки, вот конец пути, а за ним — осуществление желаний». Разве можно их винить?
Морэн улыбнулся. Без упрека и без слов. И в этой улыбке проглянула многослойная мудрость, накопившаяся за годы хождения по местным тропам, за гирлянды тихих вечеров у крыльца, за часы кропотливого анализа и сложных размышлений.
Она заметила, что он часто молчал. Не тратил лишних слов, не спорил, не корил, не наставлял — просто жил и постигал что-то свое. И ей, как любопытному щенку, отчего-то хотелось ненадолго задержаться у его ноги. Побыть рядом. Вдохнуть тот же воздух, каким дышит он, пропитаться теми же мыслями…
Странное желание. И вообще в последнее время ее постоянно обуревали странные желания; пришла с конкретным намерением и, кажется, за три дня полностью растеряла его. Сидела теперь непонятно где, у затерянной в бескрайнем лесу хибары, и наслаждалась компанией почти что незнакомца. А главное, и уходить-то не хотелось.
Одежда высохла. Солнце скрылось за плотным переплетением листвы и веток, костер почти прогорел. Майкл отошел в дом, Марика почему-то подумала про сервала.
Она отыскала его — мокрого и взъерошенного — под дальним деревом.
— Арви, иди сюда. Я тебе мяса принесла. Поешь. Ну иди, не бойся…
Кот жадно смотрел на мясо, но с места не двигался, лишь настороженно подергивал длинными ушами.
— Ну давай же, Арви! Пора уже понять, что ничего я тебе не сделаю.
Как приблизился проводник, она не услышала, но при звуке его голоса не вздрогнула.
— Вы дали ему имя.
Марика смутилась.
— Дала. Раз уж он идет за мной, — она робко улыбнулась. — Я его кормлю иногда.
— Теперь он ваш. Раз вы дали ему имя.
Морэн ушел, и Марика, растерянная и удивленная — как это, кот теперь ее? — осталась стоять на месте.
На лес неслышно опускались сумерки.
* * *
Толстовка напиталась запахом костра.
Надевая ее, Марика чувствовала сожаление. Ей самой нечем развести костер — не посидеть одной, не полюбоваться всполохами огня, не поговорить о мелочах или о важном, не поделиться мыслями и чаем. Дальнейший путь, который ей предстоит идти, не с кем будет разделить. Она вновь одна.
Желание пришло неожиданно, ворвалось, как, бывает, врывается в сердце мечта — искрящаяся, светлая и настолько сильная, что противостоять невозможно, и она поддалась. Расстегнула упакованный уже рюкзак, нащупала дно, отыскала пальцами мешочек.