Иван сразу же припомнил, как побратим когда-то выбирал себе перстень у пана Иосифа.
– Это верно – с кем поведешься, от того и наберешься, обучил меня атаман рубин от яхонта отличать. Придется вам помочь, – ответил он, а про себя подумал: «Непременно надобно мне ехать. Еленка, при ее везучести, обязательно в какую-нибудь передрягу попадет. Ее не то что в Москву, за частокол одну нельзя отпускать».
– Вот и хорошо, – обрадовался Лихарь. – Ты ей сам скажи, что с нами едешь, – попросил он, указав на уже сидящую на своем Татарине княгиню.
За прошедший месяц Княжич виделся с Еленкой только на людях, а разговаривал путем всего лишь раз, когда просил за Аришку. Поэтому, глянув на любимую, с которой предстояло провести три ближайших дня – день туда, другой обратно, да и в самой Москве за час с делами не управишься, Иван почувствовал, как пересохло в горле, а к сердцу подступил тревожно-сладостный холодок.
Отправляясь в далеко не безопасную поездку, белокурая богиня благоразумно обрядилась простой бабенкой. На ней была шубейка из овчины, белый пуховый платок и такие же варежки. Как ни странно, но наряд простолюдинки сделал гордую шляхтянку еще более желанной и родной. Даже шуба не смогла укрыть ее точеный стан, а простенький платочек придал Еленкину лицу наивный, девичий вид.
– Здравствуй, Ванечка, – пропела раскрасавица, ловко спрыгнув с седла. Горячая волна желания накрыла Княжича и толкнула к ней. Есаул даже поднял руки, чтоб обнять любимую, но Еленка толкнула его в грудь похожей на заячью лапку варежкой и тихо прошептала:
– Потерпи еще маленечко.
– Вижу, ты уговорил своего строгого начальника с нами ехать, – обратилась она к Лихарю.
– Еле-еле уломал его, строптивца эдакого, – блудливо усмехнулся Назар. В это время из конюшни выехали три санные упряжки, которыми правили Лысый, Лунь и Бешененок, а за ними показался Разгуляй. Митька вел за собой на поводу не только своего коня, но и Лебедя.
– Чего ждем? Вроде все, кому надо, собрались, – подмигнул лихой хорунжий Еленке.
Тут-то Княжич наконец уразумел – обмен каменьев на монеты лишь уловка его друзей, которые решили дать ему возможность объясниться с возлюбленной вдалеке от ее законного мужа. «Интересно, сами додумались или Еленка попросила», – подумал он, выезжая из ворот имения, которые кузнец украсил причудливыми, похожими на снежинки, железными звездочками. Иван, наверное, очень удивился бы, узнав, что все это затеял Бешененок.
26
Накануне вечером Максимка, как всегда, с присущей ему наглой прямотой заявил хорунжему:
– Именье-то почти отстроено. Скоро будем до дому собираться, а атаман наш до сих пор у этого седого мерина, князя Дмитрия, бабу не увел. Надо бы помочь.
– Чем тут поможешь, – развел руками Разгуляй.
– А вот это уже не моего ума дело. Ты Ивана друг первейший, тебе и голову ломать над сей загадкой. У меня же нету больше сил смотреть, как он по своей ведьме синеглазой страдает.
Дальше все сложилось как-то само собой. Когда Елена попросила Митьку поменять драгоценности на деньги, тот стал отнекиваться.
– Уволь, княгиня, я цены их настоящей не знаю, обманут меня купцы.
– Тогда, наверно, мне надо ехать, – растерянно промолвила красавица, но тут же беспечно заключила: – Вот и хорошо, сама все выберу, заодно развеюсь, надоело в четырех стенах сидеть.
– Так-то оно так, да боюсь, пани Елена, что и тебя торгаши московские облапошат, шибко уж они народец сволочной, – возразил Разгуляй.
– И как же быть?
– Надо Княжича с собою взять, его делам торговым сам Кольцо учил.
– Захочет ли Ива? – усомнилась Еленка.
– Ну, его уговорить – это моя забота, – улыбнулся Митька, подумав про себя: «Куда он денется, когда узнает, что ты с нами в Москву собралась».
На этот раз княгиня с – Княжичем ехали рядом, чуть приотстав от остальных. День выдался морозный, ветреный. Не прошло и часу, а непривычная к русским холодам шляхтянка уже тряслась от холода и усердно терла варежкой покрасневший носик. Ванька выглядел немногим лучше. Ехать есаул никуда не собирался, а потому отправился в дорогу без шапки и в неизменном белом кунтуше, в котором, как говорится, и зимой не холодно, и летом не жарко.
Заметив их страдания, Никита снисходительно изрек:
– Вот что, голуби, бросайте-ка коней да лезьте ко мне в сани. А то закоченеете, невзирая на любовный пыл. Я там шкуру медвежью припас, ею и укроетесь.
После случая с Агафьей Никита мнил себя изрядным докой
17 в делах сердечных.
Настаивать на приглашении ему не пришлось. Прямо на ходу Иван с Еленкой запрыгнули в сани и зарылись в сено. Лысый заботливо укрыл влюбленных огромной медвежьей шкурой, после чего великодушно отодвинулся на самый передок. Наконец-то белокурая богиня и отважный есаул смогли обняться, не таясь. Их нежные уста слились в горячем поцелуе, и ослепленный чарующим блеском синих глаз Елены Ванька не заметил крохотных веснушек над ее губами, а зря. Такие по зиме бывают лишь у тех бабенок, которые намереваются стать мамой.
Ошалев от близости желанной женщины, – Княжич, расстегнув на ней шубейку, сунул руку под подол.
– Не надо, миленький, холодно уж очень, – взмолилась несчастная красавица. Прояви любовник настойчивость, ей, конечно бы, пришлось поведать о своем нелегком положении, но Иван покорно отступил.
– Обиделся? – спросила Еленка.
– Да нет, это ты прости меня, дурака. Совсем уж одичал, – виновато ответил Княжич, поправляя на ней одежды. Но отчаянная сумасбродка теперь уже сама рванула застежки на шубейке и прильнула к нему своим прекрасным телом.
– Потерпи еще чуток, вот увидишь – все будет хорошо, лучше прежнего.
– Да мне и так хорошо, – ласково ответил Княжич.
Иван слегка лукавил. Любовный пыл немного поугас, ему на смену пришла какая-то блаженная слабость, под стать той, что он уже однажды испытал у могилы матери. «Нет, Еленочка, так, как было, вряд ли будет. Но тогда зачем на белом свете жить, к чему стремиться, если лучшее осталось позади?» – отрешенно, почти без грусти подумал есаул.
Не найдя ответа на вопрос, над которым испокон веков ломают голову многие мудрецы, Ванька принялся укутывать Елену.
Для начала он взялся за платок и повязал его, как вяжут детям – концы под рукава, а узел на спине. Щеки раскрасавицы при этом округлились, и она сделалась еще более похожей на девочку. Затем принялся подпоясывать шубу, застежки на которой были пооборваны их общими стараниями.
– Ты меня еще в мешок засунь, – насмешливо посоветовала литвинка.
– Молчи, тут тебе не Речь Посполитая, у нас зимой не то, что люди, даже птицы замерзают на лету, – ответил Княжич, прижимая голову Елены к своей груди.