Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Шипаков cтр.№ 52

– Караул, убивают, спасите, люди добрые, – снова заблажила Агафья.

– Не пой столь громко, птица золотая, или хочешь криком казачков моих созвать да телесами своими белыми пред ними похвастаться. Как знаешь, только после на себя пеняй, – пригрозил есаул и начал вслух читать донос: – «А еще, великий государь, тот Митька Новосильцев, злыдень окаянный, помимо казаков-охальников, шляхетскую лазутчицу в Москву привез. Девку красоты неописуемой, он ее обмана ради всем своей женою представляет, и многие поддаются на сей обман. Даже твой окольничий, Бориска Годунов, не устоял пред чарами полячки и хотел в кремле приветить ведьму латинянскую. Да я, твой верный раб, не допустил того. Потому как шибко опасаюсь, что лазутчица от короля Батория наказ имеет извести тебя, солнце наше красное». Ловко, разом всех в одном мешке решил утопить. Сам додумался иль жена подсказала, – Иван кивнул на забившуюся с головой под одеяло Агафью.

– Вань, да я ж хотел, как лучше, – утирая сопли, заныл Мурашкин. – Про тебя же там ни слова нет, а что касаемо полячки с Новосильцевым, так поделом им. Я же знаю, что она твоей была, но, видать, на Митькино княжество позарилась да променяла орла на ворона. И тот, тоже хорош, увел у друга бабу из-под носу.

Встав из-за стола, воевода подошел к есаулу и потянулся было за грамотой, но полетел обратно, наткнувшись размалеванной чернилами харей на небольшой, но крепкий Ванькин кулак.

– Не пытайся, Михайло Николаевич, в свою веру обратить меня, не получится. Скажи по совести, ну как ты мог людей, с которыми вместе кровь проливал, наветом подлым на заклание обречь? Ведь знаешь же, что все это вранье. Какая из Еленки лазутчица, она литвинка православная, у ней мужа католики убили, а отец, так на моих глазах от рук поганой татарвы смерть геройскую принял, – с презреньем вопросил Иван, глядя на барахтающегося под столом воеводу.

Как ни чудно, но слова его возымели на Мурашкина довольно странное действие. Перестав дрожать от страха, он уселся в кресло, и, смело глядя Княжичу в лицо, почти с сочувствием ответил:

– Дурак ты, Ваня, как есть Иван-дурак. С твоими мыслями о чести да о совести на Дону казачьем надобно сидеть, а не шастать по Москве, милостыню у ирода-царя и бояр его выпрашивая. Ты порядков, парень, здешних не знаешь. Думаешь, донос мой отобрал и на этом все беды кончились? Нет, брат, не тут-то было. Не я, так другие донесут. Погоди, вот Васька Грязной, царев опричник, о вас прознает, он такого государю наплетет, что мой навет сущей безделицей покажется. А меня ты сам в поганый угол загнал, в гости напросившись. Если нынче же не донесу на шляхтянку, завтра как пособник вместе с вами на плаху отправлюсь. Так что, атаман, моя подлость нисколь ни больше вашей с Новосильцевым дури. Это ж надо было додуматься, такую раскрасавицу царю Ивану на смотрины привезти.

Изумленно посмотрев на воеводу, есаул насмешливо спросил:

– Может, тебе в ноги поклониться да донос твой дописать помочь? – и уже серьезно заключил: – Ладно, убивать тебя не стану, и к утру ноги моей в твоем тереме не будет, но помни – если против Новосильцева с Еленой еще затеешь, какую пакость – из-под земли достану и покараю смертью. Мне и царь не указ, и кремлевские стены не преграда. Да, вот еще, Годунова тоже трогать не моги. Какникак, а подружился я с окольничим, коли перстень принял от него. А теперь пошли. До утра запру тебя в какомнибудь чулане, чтоб соблазна не было еще чего-нибудь натворить.

Ухватив Мурашкина за воротник, Княжич направился к двери.

– Иван, а с ней что делать, – уступая им дорогу, спросил Никита.

– А я откуда знаю, – с досадою ответил есаул. – Можешь в память о Москве, как икону, себе на шею повесить, если шея выдержит.

Как только они вышли, Агафья вынырнула из-под одеяла и, окинув Лысого пугливым взором, жалобно пролепетала:

– Не убивай меня, казачок, а я уж так тебя отблагодарю, что вовек не забудешь.

– Да не надо ничего мне от тебя, у меня и так все есть, – смущенно вымолвил Никита, видя, как испуг в зеленых глазах женщины уступает место блудливому блеску.

– Нет, мой милый, того, чем я вознагражу, у тебя нет и быть не может, – похотливо улыбнулась благочестивая жена царева воеводы и принялась творить чудеса.

Задрав сорочку, она широко раскинула ноги, явив тем самым обомлевшему Никите во всей красе свой поросший кучерявым, рыжим волосом срам.

– Иди ко мне, разбойничек. Поглядим, на что ты гож. Мой Михайло Николаевич-то лишь трястись от страха да речи глупые вести способен.

Где ж тут было устоять перед соблазном? Оно, конечно, всем и каждому известно – бабы да вино скорей клинка и пули до погибели могут довести. Только мало кто об этой истине в такие чудные мгновения вспоминает.

16

Вернувшись в гостевую горницу, Княжич снова завалился на постель. Еще раз прочитав Мурашкинский донос, он бросил грамоту на пол.

– Атаман, княгиня тут вот предлагает разгромленную вотчину князя Дмитрия заново отстроить и станицу в ней обосновать, а ты как полагаешь? – спросил Ивана Лихарь. Несмотря на отчаянный нрав, вполне достойный прозвища сотника, Назарка слыл среди станичников человеком очень рассудительным.

– Так же, как и ты, – недовольно пробурчал Иван.

– Вот и я сомневаюсь, захотят ли казачки с Донубатюшки на Русь перебраться. Шибко тут все смутно да хитро, одним словом, не по-нашему. И что ты посоветуешь?

– Посоветую свет погасить да спать ложиться, а с рассветом убираться из Москвы.

– Это почему? – удивился Лунь. – Вроде, хорошо нас принимают, можно бы еще погостить.

– Лучше некуда, дня не прошло, а хозяин уже доносы пишет, – указал перстом на грамоту Ванька.

– Это кто, Мурашкин, что ли? Да я сейчас же его, гниду, на куски порежу, – разъярился Андрюха.

– Сиди, не трепыхайся, он свое уже получил. Однако, если толком разобраться, надо было не ему, а самому себе по сусалам врезать, – раздраженно заявил Иван и печально усмехнулся: – Впрочем, удивляться нечему, получилось как всегда. Хотели в рай попасть, а угодили в преисподнюю. Мы же, люди русские, как Фома неверующий, покуда пальцы не обожжем, не верим, что огонь горячий.

– Вань, ты про огонь, про ад да рай Никите Лысому поведай на досуге, он это любит, а нам, будь добр, скажи на милость, что случилось и что дальше делать будем, – попросил Разгуляй.

– Что тут говорить, неужто непонятно? Не пришлись мы здесь ко двору, значит, надо поскорее восвояси убираться. Или ты хочешь с царем Иваном за престол державы русской потягаться?

Уразумев по выражению лица Митяя, что стать царем хорунжий не намерен, Княжич заключил:

– Значит, решено, утром уезжаем. Для начала к князю в вотчину отправимся, обустроиться поможем нашим молодым, а дальше – видно будет. Кто захочет, может с ними остаться, а кто нет, пускай в станицу возвращается. Тут уж я вам не указ, как говорится, вольному – воля.