– У меня теперь, Прокопьевич, все имеется – и сын, и дочь, именьем даже,0 вон, разжился. На удачу тоже жаловаться грех, из всех казачьих атаманов, что в Сибирь ходили, я один вернулся. Одного лишь счастья нету, – посетовал Иван и тут же заступился за Арину. – Таких, как твоя дочь, одна на тысячу и то навряд ли сыщется, вон какой красавицею стала и не сидит, подобно мышке, возле теплой печки, а лучшей доли ищет.
– Одна уж доискалась, теперь ее черед, – с опаской глянув на Ивана, промолвил Петр.
Княжич без особого труда уразумел его намек.
– Молчи, убогий, – аж побелев от ярости, воскликнул атаман. – Сам сидишь с рождения по уши в дерьме и рукой пошевелить не хочешь, в своем говне боишься захлебнуться, так хоть дочерью гордись. Кабы не она да не Елена, вы б тут дикой шерстью заросли и сидели бы по норам, словно суслики.
– Вполне возможно, но может, это к лучшему, по крайней мере, меньше бы грешили, – попытался возразить кузнец.
– Навряд ли, скорей всего, как и положено зверью, друг друга с голодухи стали б жрать.
– Ну ты скажешь, разве может быть такое? – ужаснулся Петр.
– Сам не видал, но слышать доводилось, – уже спокойнее ответил Ванька, еще не зная, что воочию увидит чаны с вареным человечьим мясом, да не в какой-нибудь проклятой богом деревеньке, а в стенах московского кремля, и поедать себе подобных будут не какие-то там упыри иль вурдалаки, а благородные польские паны. – Нельзя ж зверью уподобляться. Человек, он от скотины тем и отличается, что рассудком наделен, – назидательно продолжил он. – Достойно надо жить, чтоб за тебя потомки не краснели, и обязательно с мечтой. Мечта для человека, словно парус для ладьи, она-то нас по жизни и ведет.
– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? – пристально взглянув в глаза Ивану, перебил кузнец его напыщенную речь. – Я так думаю, что каждому своя судьба богом предназначена – кому царем, кому холопом быть, а кому лихим казачьим атаманом, и как ни тужься, выше своей жердочки не вскочишь.
Княжич сразу как-то сник, но тем не менее уверенно ответил:
– Не знаю, может быть, и так. В одном ты прав – война не бабье дело. Я Арину с толку сбил, значит, мне и возвращать ее обратно на путь истинный.
– Тебя тут только не хватало. Ты один раз уже за нас вступился, и чем все кончилось. Богом тебя, Ваня, заклинаю, забирай Андрейку да езжай к себе на Дон, а мы уж сами разберемся в наших бедах, – взмолился Петр. – Времена теперь иные, царь новый, говорят, на редкость добрый, стало быть, и слуги у него не такие кровожадные, как у царя Ивана, авось и пощадят мою дуреху.
– Непременно пощадят, уже считай что пощадил царев наместник твою разбойницу, – насмешливо заверил Ванька.
– Не надо так шутить, – обиделся кузнец.
– Да какие уж тут шутки, коли я и есть теперь хозяин вотчины, мне ее боярин думный Годунов за заслуги воинские жаловал.
Похлопав по плечу открывшего от изумления рот Петра Прокопьевича, Иван собрался было уходить, однако тот довольно быстро одолел свое смущение и шаловливо бросил ему вслед:
– Стало быть, с мечтою надо жить, но ведь, Ваня, возмечтать о чем угодно можно, а вдруг кому захочется птицей в облаках парить?
– Как знать, коль бог дозволит, так и на небо взлетим, в воде же плаваем, подобно рыбам, – ответил Княжич, покидая кузницу.
17
Ни Арины, ни ее разбойничков на подворье уже не было. Лишь Татарин, стоя у колодца, бил копытом припорошенную снегом землю. Увидев Ваньку, конь сердито фыркнул, как бы говоря:
– Меня вначале напои и накорми да на постой определи, а уж потом таскайся, где попало.
– Прости, брат, – извинился Княжич. Зачерпнув в бадью водицы, он подал ее коню, а сам принялся оглядывать свои владения.
С той поры, как казаки на месте пепелища отстроили князю Дмитрию новое имение, здесь мало что переменилось, разве что бревна частокола малость потемнели от дождя и снега. Однако нынешние обитатели опальной вотчины, в отличие от прежних, держали ухо востро. В башенке на крыше Ванька углядел дозорного. Еще трое стояли у больших ворот и двое возле малых.
– Молодец, Арина, – одобрил – Княжич атаманшу. – Хотя, все это девичья забава. Серьезную осаду тут не выдержать. Надо заново поставить частокол, да не такой, через который Лебедь перепрыгнуть смог, а как в Искере, в две сажени высотой. Можно будет ров еще прорыть и вал насыпать, – размышлял Иван.
Тем временем Татарин осушил бадейку и снова начал бить копытом.
– Какой же ты назойливый, прямо как ордынец, – беззлобно попрекнул его хозяин. – Не напрасно Емельян тебя Татарином назвал. Ну что ж, пойдем, поищем тебе место для ночлега.
Войдя в конюшню, Княжич тут же вспомнил, как в прошлый свой приезд намеревался взгреть Игната за загаженные стойла. Сейчас все было по-другому – навоз весь вычищен, земляной пол присыпан сеном, а возле жарко натопленной печи скучал еще один дозорный, в котором Ванька сразу же узнал старшого. Увидев атамана, он проворно вскочил на ноги и поприветствовал его.
– С прибытием тебя, Иван Андреевич, извини, что сразу не узнал.
– Мы что, встречались где-то? – изумленно вопросил Иван, стараясь вспомнить, где он ранее видался с этим человеком.
– Сраженье на Двине, костер, стрелецкая застава. В тебя тогда еще наш сотник стрельнул, а ты его побил за это, – напомнил разбойничек.
– Теперь припоминаю, – усмехнулся Княжич, подавая руку старому знакомцу. – Тебя как звать и величать?
– Зовут Сергей, по отчеству Иванович, только мы народ простой, не приучены к тому, чтоб величали нас по отчеству, – поскромничал варнак.
– А сюда-то каким ветром занесло? – поинтересовался Ванька.
– Это длинная история, – махнул рукой сподвижник атаманши, но все же пояснил: – Бегич на меня да всех других, кто был в заставе, шибко осерчал, мол, почему не заступились, и начал жрать нас поедом. На войне еще маленько сдерживался, там и пулю ненароком можно получить, а как в Москву вернулись – совсем житья не стало, вот я и ударился в бега, хотел на Дон податься. Лесом шел, скрывался от погони, там и повстречал Ирину.
– А как же Дон? – язвительно спросил Иван.
– Без меня в станице обойдутся, там беглецов таких хоть пруд пруди, а здесь я нужен. У Ирины же в ватаге мужики одни, ни стрелять, ни саблею рубить толком не умеют, потому она меня и старшим сделала. К тому же от добра добра не ищут. На такую девку только посмотреть – уже большое счастье, – откровенно признался Сергей.
– Стало быть, красивых девок любишь? – помрачнел атаман.
– Кто ж их не любит, – весело сказал стрелец, но, приметив в Ванькиных глазах печаль, предложил услужливо: – Может надо чем помочь, так ты скажи.
– Мне коня б куда поставить.
– Это можно, есть у нас пустое стойло, ступай за мной. Атаманша, правда, никого туда не допускает, но с тебя, я думаю, она не взыщет.