– Ансиль! – вскрикнула она, прижимая платье к груди. – Вы сшили его сами?
– Ну что вы, ваша достопочтенность, – ответила женщина, склоняя голову. – Над ним работала лучшая белошвейка Лево. Это наша традиция – преподносить гостям только лучшие подарки. – Ее голос дрогнул. – Мы уже и не верили, что когда-нибудь их вручим.
Женщина выглядела так, будто вот-вот расплачется.
– Мы так горды, ваша достопочтенность. И так благодарны, что вы удостоили своим вниманием нашу скромную деревню. В Лево целую вечность никто не заглядывал.
– Дорогая Ансиль, – торжественно ответила Алиса. – Гостить у вас – величайшее удовольствие.
И хотя девочка говорила искренне, она не могла избавиться от чувства вины. Не сегодня завтра им предстояло покинуть этот гостеприимный край – и, скорее всего, разочаровать целую деревню. Эта мысль разбивала Алисе сердце, но она знала, что у них нет другого выхода.
Ансиль помогла ей нарядиться в новое платье (Алиса заметила, что у него нет рукавов – без одной руки это оказалось очень кстати), и девочка принялась перекладывать буклеты, карточку и обломки линейки в глубокие карманы шелковых юбок. Воротник украшала россыпь мягких перьев, которые создавали иллюзию, будто у Алисы выросли крылья. Каждый стежок представлял собой произведение искусства, и девочка не могла не восхищаться искусством неведомой белошвейки. Девочка в жизни не носила ничего столь изящного. В этом платье она не шагала, а плыла, в то время как шелк нежнейшими волнами обволакивал ее ноги. Это ощущение напомнило ей о прежних одиноких днях, которыми Алиса так томилась; напомнило, как она танцевала в лесу, и ее сердце билось в такт со всем миром.
Девочка не выдержала и расплакалась.
Это был самый прекрасный и щедрый подарок на свете – и Алиса при всем желании не смогла бы поверить, будто Ансиль хочет ее съесть. В конце концов, Оливер сам сказал, что на каждой грядке встречается хорошая и гнилая картошка, и девочка была точно уверена, что эта картошка – хорошая.
Следом ей в голову пришла другая мысль.
– Ансиль, – сказала Алиса, продолжая любоваться платьем. – Если в Лево живут такие искусные белошвейки, нет ли у вас и художника?
Ансиль выглядела удивленной.
– Боюсь, что нет, ваша достопочтенность. А почему вы спрашиваете?
Алиса кивнула на плечо, к которому раньше крепилась ее правая рука.
– Я надеялась починить… поломку. Мне сказали, что это может сделать художник. – Девочка вздохнула. – Вы не знаете, где его найти?
Ансиль покачала головой.
Алиса была разочарована. Она знала, что из них двоих информацию обычно добывает Оливер, но Ансиль вызывала у девочки чувство доверия. К тому же у нее не было особого выбора. Она уже израсходовала все отпущенное ей время, так что художника требовалось отыскать быстро.
Поэтому Алиса попробовала зайти с другого конца.
– А в Лево есть кто-нибудь, кто может знать художника? Скажем, белошвейка?
Ансиль оцепенела.
– Может быть, – добавила Алиса торопливо, – творцы Итакдалии знакомы между собой?
Но это предположение было явно неуместным.
Теплота Ансиль мгновенно испарилась, и она отвернулась так резко, что Алиса не успела разглядеть ее лица. Когда женщина заговорила снова, каждое ее слово падало, будто льдинка.
– Может, белошвейка и знала, где найти художника, но ее давно срезали с ветки.
– Срезали с ветки? – испуганно переспросила Алиса. – Вы имеете в виду…
– Ее больше нет.
– Но я думала, это платье сшила она?
– Она много лет работала над платьями всевозможных фасонов и размеров, чтобы каждому гостю нашелся подарок по вкусу. Мы ждали очень долго, – тихо добавила Ансиль, – даже когда разуверились, что кто-нибудь придет.
Алиса коснулась ее руки.
– Ох, мне так жа…
– Прошу меня извинить, ваша достопочтенность. – И Ансиль, рывком выпрямившись, принялась собирать банные принадлежности. Больше она не произнесла ни слова.
Алиса была в смятении – она явно сделала что-то ужасное – и снова попыталась извиниться.
– Мне правда очень жаль, – повторила она. – Я вовсе не…
Но Ансиль тут же принялась громко напевать, делая вид, что ничего не слышит. Алиса в огорчении опустила взгляд.
А потом она услышала пение Ансиль.
Это была та же песня, что и раньше – девочка узнала мелодию, – но на этот раз она разобрала еще и слова:
Однажды в небо я упала,
Упала, но не умерла.
Однажды в небо я упала
И пару крыльев обрела.
Ко мне навстречу вышла дама,
Что от беды меня спасла.
Ко мне навстречу вышла дама,
Что сердцу радость принесла.
Я с правдой ложь не различала,
Найти дорогу не могла,
Но дама в небо указала —
И я без слов все поняла.
Однажды в небо я упала,
Однажды в небо я упала,
Однажды в небо я упала,
Упала, но не умерла.
* * *
Оливер дожидался ее в яичном домике. Параминт уступил им жилище на этот вечер – и все остальное время пребывания в Лево, – и Алиса была искренне благодарна ему за эту жертву. По правде говоря, она уже потеряла счет тем добрым вещам, которые сделал для них Параминт с момента встречи.
Конечно, каждая проведенная в гостях минута уменьшала их шансы найти папу, но будем откровенны: Алиса нуждалась в отдыхе. Последние дни они с Оливером только и делали, что прыгали из деревни в деревню, подвергались смертельным опасностям и спасались бегством, – а девочка знала, что ей потребуются все возможные силы, когда они наконец отыщут дорогу к папе.
Алиса плюхнулась на диван рядом с Оливером и уже успела рассказать ему добрую четверть истории про Ансиль – вернее, Ансиль и белошвейку, – когда заметила, что мальчик как-то странно на нее смотрит.
– Что такое? – спросила она. – Что случилось?
– Ничего, – торопливо ответил Оливер. – Просто ты выглядишь… по-другому.
– Да ну? – И девочка придирчиво осмотрела себя. – Наверное, это потому что я вымылась. Или, может быть, из-за этого прекрасного, чудесного, восхитительного платья?
И Алиса рассмеялась, любуясь струящимися юбками. Некоторое время они с Оливером сидели молча, разглядывая свои подарки. Мальчику преподнесли дюжину нитей отборного жемчуга, которые он повесил на шею и грудь наподобие детского слюнявчика.
– А вот ты выглядишь по-прежнему, – заметила Алиса, косясь на спутника. – Как тебе удается всегда оставаться чистым?
Оливер улыбнулся, но ничего не ответил.
– Лучше расскажи про белошвейку.