Депутат поднялся из-за стола. Что-то во всем происходящем начинало его беспокоить. Внезапность, с которой все произошло? Ему предлагают полмиллиарда долларов и ничего не требуют взамен. Кроме одного, что Омельченко потом сам не будет ничего требовать. Так он и без того ничего не требовал, то есть когда-то, конечно, настаивал и угрожал, считая, что с ним поступили нечестно. Но когда это было! Время прошло, и теперь у него другие планы. То есть были другие планы. На Украине он — не бедный человек, но и не настолько богатый, чтобы считать свое будущее безоблачным. В депутаты пошел, потому что на депутатстве можно немного нажиться. На десять-двадцать миллионов увеличить за небольшой срок личное состояние, а потом уехать куда-нибудь в Европу, чтобы жить на берегу теплого моря, наслаждаться спокойной жизнью, ни о чем не беспокоясь, — это было пределом его мечтаний. А тут — такое предложение!
— И все же надо как-то оформить наше соглашение, — вздохнул он, — я должен вызвать своего юриста, посоветоваться с ним.
— Юрист вам ничем не поможет, потому что нет документов, подтверждающих законность ваших требований и получение каких-либо сумм. Кроме того, у меня нет ничего, что могло бы подтвердить, что я представляю интересы семьи Синицыных. На данный момент они даже не догадываются, что я займусь решением всех их проблем. Правда, когда узнают, только обрадуются, что кто-то взвалил эту ношу на себя.
— Стоп! — произнес Омельченко.
Только сейчас до него дошло, чего от него хочет этот самоуверенный человек, только сейчас цель его визита стала ясна и понятна. Наследников двое: вдова и дочь. Судя по всему, поровну они имущество делить не собираются. Хотя не собирается, скорее всего, младшая Синицына. Она хочет забрать все, поскольку получила экономическое образование в Лондоне — об этом Олег Викторович осведомлен, — считает себя великим финансовым стратегом… Возможно, у нее есть связи с западными финансовыми организациями, и теперь девочка хочет выжать из того, что ей досталось, максимум.
— Стоп! — повторил депутат, — скорее всего, меня не устроит ваше предложение. — Он произнес это — и сам испугался своей решительности, а потому повторил. — Оно меня не устроит на ваших условиях. Дело в том, что я давно люблю Валю Синицыну. Я любил ее даже больше, чем Володя. У нас с Валюшей даже роман начинался, но она была замужем, и я, как благородный человек, вынужден был с ней расстаться. Но я помнил о ней все это время, продолжал любить, с каждым годом разлуки все сильнее. Впрочем, это вам неинтересно, но для меня то, что было между мной и Валентиной, — самое важное в жизни. В моей жизни, да и в ее тоже, как мне кажется. Я даже не сомневаюсь, что она меня до сих пор любит и ждет. По крайней мере, когда мы с ней в последний раз общались по телефону…
— Шесть лет назад, — подсказал Ярослав.
— Разве? — изобразил удивление скоростью течения времени депутат. — А для меня все как будто вчера было. Но какая разница, сколько лет прошло, — настоящее чувство не умирает, оно вечно. Если я приеду к Вале и сделаю предложение руки и сердца, она, я думаю, не откажется. Я даже уверен, что она с радостью примет мое предложение. А получив какие-то жалкие пятьсот миллионов, я просто откажусь от мечты, от своего счастья. Валечка любит меня и доверяет, она прекрасно знает мои способности, мою деловую хватку, мою порядочность, наконец, и, вполне возможно, рассчитывает на то, что именно я приму на себя тяжкое бремя руководства огромной империей, которую создавал не один Синицын — он создавал ее вместе со мной, и неизвестно еще, чей вклад был весомей…
— Пятьсот миллионов вы получите в течение полугода, — напомнил молодой человек.
— Нет, — мгновенно отреагировал депутат и усмехнулся: — Кстати, свой визит ко мне вы согласовали с Михеевым?
— Нет, — ответил Ярослав, — нет нужды согласовывать — Николай Сергеевич полностью на моей стороне. Иначе откуда бы я знал о вас, о ваших взаимоотношениях с Синицыным? Именно он подсказал, где вас найти и как построить разговор. Михеев, пожалуй, более всех заинтересован в том, чтобы все задуманное мною увенчалось успехом. Он старается помогать мне изо всех сил.
— Да-а, — снова вздохнул Омельченко, — время меняет человека, а ведь каким неподкупным был прежде! Честный мент! Все-таки деньги портят человека, и даже ожидание того, что кто-то что-то тебе даст… Где былые идеалы?
— Да ладно вам изумляться. Вы же политик, а политика — это искусство выгодно торговать своими идеалами.
— В России — наверняка, а у нас, в Украине, политики думают о народе. Но мы отвлеклись от темы.
Олег Викторович задумался, посмотрел на дым за окном и хлопнул в ладоши.
— И все же предлагаю по рюмашке коньячку! У меня есть бутылочка двенадцатилетнего «Курвуазье». Не бог весть, как говорится, но хоть что-то за успех наших начинаний!
Ярослав покачал головой:
— Я предупреждал, что совсем не пью.
— Очень жаль. Лишаете себя возможности иной раз забыть про дела и просто расслабиться. А теперь еще кое-что для вас. Ко мне с полгода назад приходил один вроде вас. Предлагал помощь в устранении Синицына, попросил денег — на все про все сто тысяч евро. Но я отказал. Потом он снизил планку до пятидесяти… до десяти тысяч. Сегодня, увидев вас, я решил, что вы с ним заодно, но потом понял, что раз Синицына все равно нет, значит, у вас своя игра. Конечно, вполне возможно, что тот паренек… как его звали… Миша, кажется… Или Артем?
Омельченко посмотрел на гостя, молодой человек пожал плечами:
— Откуда мне знать?
— Да бог с ним, с именем. Хотя тот паренек чем-то похож на вас. Но вы увереннее и убедительнее. Вы бы его тогда не прислали, вы бы пришли сами, как сегодня. К тому же денег не просили. А даже предложили… А я почти согласился поначалу. Так что желаю удачи, раз вы отказываетесь от моего коньяка. Когда у вас рейс?
— Через четыре часа я должен быть в Борисполе, на регистрации.
— Это хорошо, еще есть время посмотреть город. Хотите, я дам вам машину с водителем? Он вас повозит по памятным местам. Прихватите мою секретаршу Марийку — она одно время гидом подрабатывала. Профессионально все покажет и расскажет.
— Особого желания нет — слишком дымно у вас.
Депутат кивнул:
— Это протест народных масс — людей, которым не все равно, что ждет их родину.
— Будем надеяться, что будущее их родины светло и безоблачно, — ответил гость, — впрочем, я в политике не разбираюсь. Я прибыл сюда по иному вопросу, но, если честно, не понял еще, каково ваше окончательное решение.
— А что тут не понять? — улыбнулся Омельченко, уже полностью владея собой. — Ваше предложение весьма заманчиво. Оно справедливо, признаю… Но я от него отказываюсь. Есть в жизни вещи, для меня более значимые, чем деньги.
— Это ваше окончательное решение?
Депутат усмехнулся:
— Окончательное, можете не сомневаться. Я даже наверняка знаю, что вы сейчас записываете мои слова на диктофон. Ведь записываете?