Следующую остановку центурион сделал у кузнеца, у которого приобрел свой новый меч. В отличие от торговки едой, кузнец был обучен грамоте и, пусть медленно, с великим трудом, но прочел письменную просьбу Марка.
– Так, значит, тебе нужен новый шлем, центурион? Как я понимаю, старый ты потерял, когда приобрел эту опухоль на лице? – спросил он, и покупатель терпеливо кивнул. – Ты просишь точную копию старого, но сделанную, как тот кавалерийский шлем, который я тебе показывал? Значит, ты хочешь, чтобы там был слой железа? Ты умен, как я погляжу. Лучшего шлема, чем делаю я, тебе нигде не сыскать. Так, что еще?.. – Кузнец прищурился и, прочтя следующую строку, нахмурил брови. – Щит? – Он недоверчиво посмотрел на Марка. – Вот уж не знал, что вы, офицеры, носите щиты! – Трибул выгнул бровь и постучал по табличке. – Понял, господин. И ты хочешь, чтобы он… – Читая дальше, мастер нахмурился еще больше. – Какая от этого польза, центурион? Во-первых, это неправильная форма…
Марк взял у него из рук табличку и, подняв вверх, многозначительно указал на начертанные на ней строки, после чего похлопал себя по кошельку. Кузнец пожал плечами и кивнул в знак согласия.
– Ты заказчик, центурион. Если тебе нужен щит вроде тех, какие делали в стародавние времена, от которого никакой пользы, кто я такой, чтобы спорить? Итак, копье, шлем и щит, сделанные в соответствии с твоими требованиями. Скажем так, десять монет золотом?
Трибул снова что-то написал на доске и через прилавок вручил ее кузнецу.
– «Да, но только если…» – Кузнец устало покачал головой. – Для того, кто был моим лучшим заказчиком за многие годы, ты выдвигаешь чересчур жесткие условия, центурион.
Марк пожал плечами, взял табличку и повернулся к двери. Видя это, продавец поспешил выйти из-за прилавка и со скоростью выпущенного из баллисты ядра загородил ему выход.
– Но я же не сказал «невозможные»! Присядь. Скажи лучше, с перевязанным лицом тебе можно пить вино?
Наконец сделка была заключена и скреплена чашей довольно водянистого вина, и вскоре Трибул, захватив по дороге горшок с супом, с задумчивым видом зашагал назад в лазарет. Здесь он поцеловал жену и прошелся по коридору, в поисках нужной ему комнаты. В ней находился один-единственный пациент в форме центуриона. Увидев в дверях Марка, он кое-как поднялся на ноги и протянул ему руку.
– Центурион Корв! Я уже забыл, когда мы в последний раз говорили с тобой. Я заметил тебя в соседней комнате, когда меня принесли сюда. Но я лишь сегодня встал на ноги, да и то с большим трудом, – сказал он и поднял стопу левой ноги, чтобы Марк мог на нее взглянуть. Та была в огромных черных пузырях, и, глядя на нее, Трибул даже поморщился. – Не скажу, что они очень болят, и если их перевязать, я даже могу наступать на ногу. Но в строй я встану не раньше чем через неделю.
Посмотрев на него с теплой улыбкой, Марк исполнил свой уже привычный номер – легонько похлопал ладонью по опухшей челюсти и вручил собеседнику табличку, чтобы тот прочел написанное. Пока Терций, молча шевеля губами, разбирал его мелкий почерк, Трибул мысленно перенесся к их первой встрече в офицерской столовой форта Арбея в восточном конце Стены
[33]. Терций тогда моментально догадался, что перед ним беглец. Центурион второй когорты имел все возможности нажиться на его секрете, но вместо этого занял его сторону и сорвал планы префекта, мечтавшего разоблачить Марка и предать его казни. После загадочной смерти префекта Фурия среди солдат тунгрийских когорт на протяжении нескольких месяцев ходили слухи, хотя по официальной версии тот умер от естественных причин. Поговаривали, что Фурий стал жертвой мести, что его убил какой-то центурион второй когорты, чей брат был казнен по приказу префекта. Впрочем, никаких доказательств тому не было, и Терций, тот самый центурион, наотрез отказался обсуждать эту тему. Сейчас он с задумчивым видом оторвал глаза от таблички.
– Ты хочешь, чтобы я сделал для тебя кое-какую работу, связанную с поимкой этого ублюдка Обдурона. Дело это надо сделать быстро, но оно сопряжено с опасностью. – Терций лукаво улыбнулся. – Я тот, кто тебе нужен. Про это можешь забыть… – Он взмахом указал на кошелек. – Гнусный ублюдок Фурий распял моего брата, ты же дал мне возможность отомстить за него. Да хранит тебя Коцидий за этот благородный шаг! О чем бы ты сейчас меня ни просил, считай, что это покроет лишь часть моего долга перед тобой. И если мне придется пустить в ход оружие, так даже лучше. – Центурион взял в руки меч и нежно погладил ножны. – Хотя, судя по тому, что здесь написано, думаю, одним мечом мне никак не обойтись.
– Ты закончил, центурион Корв?
Марк кивнул, что-то написал на табличке и с хмурым видом передал ее через стол.
– Столько? За шлем? О боги, этот кузнец умеет ободрать покупателя! Да за такие деньги этот шлем должен быть из золота! – Канин покачал головой и вернул Трибулу табличку. – Итак, давай обсудим вторую из моих целей. Думаю, ты уже и сам догадался, кого я имею в виду. Но во избежание недоразумений я все-таки назову его имя вслух. Прокуратор Альбан получил свой пост с подачи наместника Юлиана уже после моего назначения префектом. Поэтому я имел возможность своими глазами пронаблюдать, как хитро он изменил механизм поставок зерна легионам на Ренусе. По его словам, его главная цель – резко увеличить снабжение армии зерном. Но лично я заметил лишь небольшой рост числа подвод с зерном, что отправляются на восток, к крепостям на Ренусе. Однако от меня не ускользнуло другое: значительное увеличение числа подвод, что прибывают сюда со всех концов провинции. Но если зерна поступает больше, а количество того, что идет на хлеб солдатам, остается прежним, то где, спрашивается, разница в количестве? Либо какая-то часть зерна просто не поставляется, что маловероятно, ибо это торчало бы среди бумаг, как похотливый член жениха, либо он принимает на хранение зерно, которое не должно идти в пищу, а потом подменяет качественное.
Марк что-то написал на табличке. Когда он повернул ее Канину, там было всего два слова.
– Плесневелое зерно? Именно, центурион! Я знал, что у тебя зоркий глаз. Подозреваю, что прокуратор принуждает земледельцев поставлять ему негодное в пищу зерно, за которое платит им малую часть цены, причитающейся за качественное. Давай посмотрим правде в глаза: даже десятая часть рыночной цены лучше, чем ничего, за зерно, которое, по-хорошему, нужно уничтожить. Альбан под тем или иным предлогом «облагораживает» его, говоря, мол, это фуражное зерно или вроде того, но я готов спорить на что угодно, что затем он подмешивает его к качественному. Даже если к сотне мешков с хорошим зерном он добавит лишь парочку мешков с плесневелым, он кладет девяносто долей стоимости двух мешков с годным зерном себе в карман. На первый взгляд – подумаешь, какая мелочь! Но если сложить все мешки за год, картина получается иная. – Квинт вытащил из стола свиток и передал его Марку. – Обрати внимание на количество. Мы ежегодно отправляем легионам шестьсот тысяч мешков с зерном. В среднем восемьдесят подвод в день. Если ему хватает ума ограничиться лишь парой процентов, двумя мешками с плесневелым зерном в каждой сотне, что, согласись, вряд ли вызовет подозрения, то при цене четыре денария за мешок зерна он все равно имеет более тысячи денариев в год. Это десять тысяч золотом, центурион! Вычти из этой суммы гроши, которые он платит за негодный продукт, а также взятки, какие он дает нужным людям за молчание, и я готов спорить, что он все равно имеет от шести до семи тысяч золотом в год и, главное, никаких налогов! Он же сидит здесь уже больше двух лет. Два года таких доходов – и, вернувшись в Рим, можно купить все, чего душа пожелает, начиная с места в сенате. Как ты понимаешь, это идеальное преступление «без жертв». Никто ничего не теряет, если, конечно, не считать императора, ведь зерно из этой провинции, а также галльских провинций к югу отсюда достается ему почти бесплатно. Это своего рода крошечный налог за то, что мы оберегаем их от набегов германских варваров, обитающих по ту сторону Ренуса. У прокуратора лишь две проблемы – я, а теперь и ты.