Не дав своим спутникам вымолвить даже слово, Дубн пополз назад, ловко пробираясь между деревьями. Вскоре он нашел свой кинжал, который незаметно обронил, возвращаясь от бандитского лагеря. Выждав несколько мгновений, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, он свернул на север, к реке, и неслышно углубился в густой подлесок.
Вечером, когда зажглись факелы, а улицы Тунгрорума опустели, Марк Трибул Корв устало шагал по дороге, которая вела от казарм у восточных ворот. Вскоре он остановился у дома, где жили ловцы бандитов. Стоявший у дверей часовой с копьем, похоже, ничуть не удивился, увидев перед собой центуриона, как будто это был не Марк, а посыльный из мясницкой лавки. Отступив в сторону и отсалютовав, он указал на дверь.
– Префект у себя, центурион.
Трибул кивнул и шагнул мимо него в вестибюль, где огляделся по сторонам. Просторное помещение украшали статуи. Их тени как будто дергались и корчились в подрагивающем свете факелов. С одной стороны двери, которая, похоже, вела в главное помещение, гордо стоял внушительный бюст императора. С другой ее стороны на вздыбившемся диком звере восседала огромная женская фигура. В одной ее руке был зажат лук, в то время как второй она доставала из колчана на спине стрелу. Марк подошел ближе, любуясь мастерством скульптора, который столь правдоподобно, во всех деталях, высек из холодного мрамора и колчан, и оперение стрелы, и изгиб лука.
– Прекрасная работа, не правда ли? Порой, глядя на нее, задаешься вопросом, почему он не высек из мрамора тетиву, – услышал Марк чей-то голос и обернулся. Перед ним в дверях рабочей комнаты с легкой улыбкой на лице стоял Квинт Канин. – Все, кто впервые видят эту статую, делают одно и то же. Чтобы ее рассмотреть, они так близко наклоняются к ней, что едва не суют нос в колчан, а затем – с тем же выражением лица, что только что было и у тебя, – начинают рассматривать изгибы лука. Кто бы ни высек из камня эту статую, это, несомненно, был мастер. Она уже была здесь, когда я прибыл сюда. Я не стал ее убирать. Хотя лично я предпочитаю мистерии Господа нашего, я решил, что пусть она служит напоминанием о способности леса карать неосторожных. А заодно и предостережением моим врагам, которые не раз, прямо или косвенно, выражали желание лицезреть мою смерть на ее алтаре.
Марк снова посмотрел на статую, и до него дошло, что охотница восседает на диком вепре. Затем он взглянул ей в лицо – классическое лицо женского божества, в котором в равной мере сочетались и красота, и свирепость. Будучи не в силах оторвать от него взгляд, он заговорил:
– Сначала я принял ее за Диану, но теперь вижу, что ошибся. Она воистину прекрасна, префект, ей место в императорском дворце. – Центурион повернулся к Канину и учтиво поклонился, задержавшись в поклоне чуть дольше, чем это было необходимо, чтобы указать на цель своего визита. – Я пришел к тебе по сугубо личному делу, префект. Однако благодарность, которую я хочу выразить как от себя лично, так и от имени моей жены, ничуть не менее горячая при отсутствии официальных действий. Войдя сегодня в ворота города, я услышал о твоем благородстве, о том, как ты спас Фелицию от гнусного надругательства, и как только убедился, что с ней все в порядке, то сразу же поспешил сюда. Извини, я тороплюсь – скоро состоится совет центурионов, – но я никак не мог не зайти, чтобы выразить мою благодарность.
Канин отвесил легкий поклон.
– Не стоит благодарности, центурион Корв. На моем месте любой порядочный человек поступил бы точно так же. Не желаешь разделить со мной чашу вина?
Марк с улыбкой кивнул:
– После долгого дня, проведенного в пути, с удовольствием приму твое предложение.
Префект шагнул назад в ярко освещенную рабочую комнату и жестом пригласил за собой Трибула. Щедро налив в чашу вина, он протянул ее гостю, а затем налил вторую чашу себе и приветственно приподнял ее.
– За благополучное возвращение!
Они выпили, и Квинт указал на нарисованную на стене карту.
– Теперь, когда ты сам побывал в Ардуине, надеюсь, ты лучше поймешь то уважение, с которым мы относимся к лесу.
Марк натянуто улыбнулся:
– Согласен. Тем более что твой Араб постоянно твердил об этом.
Ответная улыбка Канина была не менее ироничной.
– Я так и предполагал. Если честно, это одна из причин, почему я отправил его с вами. Он яро верит в Ардуину, и я подумал, что вам, господа, не помешает хотя бы немного понять фанатизм, который движет этими людьми. Это не просто бандиты, с которыми вам доводилось иметь дело раньше. Это – фанатичные последователи жестокой религии, которая не терпит никаких возражений и никакого вмешательства. И которая жестока даже к своим самым ревностным последователям.
Сделав глоток вина, Марк пристально посмотрел на собеседника поверх края чаши.
– И тем не менее ты готов открыто противостоять, несмотря на многочисленные угрозы?
Канин пожал плечами.
– Что еще мне остается? Если я сложу оружие, то тем самым признаю свое поражение. Тем самым я опозорю себя не только в глазах сослуживцев, но, что еще хуже, в своих собственных. Сомневаюсь, что я смог бы жить с этим позором дальше. Но давай пока не будем обсуждать эту тему, даже самую малую возможность такого. Как я понимаю, ваш поход в лес оказался удачным? – Он поднял руку, предвосхищая ответ. – Нет-нет, я понимаю, ты не имеешь права посвящать меня в подробности. Я просто хотел спросить, доволен ли ты вашим успехом? И оправдал ли Араб мое доверие?
Марк Трибул с улыбкой поднес чашу к губам.
– Еще как! У меня есть все основания быть благодарным ему за то, что он не выпустил в меня стрелу, когда я случайно оказался у него на пути, а он охотился за диким кабаном.
– Вот как? – удивился Квинт. – Считай, тебе повезло. Он не из тех, кто торопится выпустить стрелу, но уж если это делает, то всегда попадает в цель. Похоже, в тот момент Ардуина улыбнулась тебе.
На этот раз Марк не заметил на лице своего собеседника даже тени улыбки.
Оба трибуна прошествовали сквозь группу собравшихся в комнате центурионов с видом тех, кто давно утратил дружеские чувства, даже если таковые когда-то у них имелись. Скавр на минуту задержался в дверях с чашей вина в руке, прислушиваясь к разговорам.
– Приятно, однако, выпить приличного красного вина, а не той мерзкой кошачьей мочи, которой нас потчуют с тех пор, как мы…
– Я слышал, их было четверо и все как один разинули рты, как будто увидели толстый солдатский член…
– Он выложил сотню золотом за какой-то меч? Если хочешь знать мое мнение, этот молокосос…
Два примипила шагнули вперед и дружно рявкнули на своих офицеров, требуя тишины. Дождавшись, когда гул голосов стихнет, Рутилий Скавр произнес: