Школьные дни Иисуса - читать онлайн книгу. Автор: Джозеф Максвелл Кутзее cтр.№ 46

– Правило есть правило, и все. Правила не обязаны себя оправдывать. Они просто есть. Как числа. Для чисел нет никаких «почему». Эта Вселенная – вселенная правил. Для Вселенной нет «почему».

– Почему?

– А теперь ты дурачишься.

Позднее, когда Давид уже уснул на диване, а сам он лежит в постели и слушает, как где-то в потолке хлопочет мышь, он размышляет о том, как мальчик будет оглядываться на эти их разговоры. Он, Симон, видит себя здравомыслящим, разумным человеком, который предлагает мальчику здравые, разумные пояснения, почему все устроено так, как оно устроено. Но лучше ли нужды детской души утоляются сухими мелкими нотациями, чем фантазиями, которые скармливает Академия? Почему бы не позволить ему посвятить эти драгоценные годы танцам с числами и беседам со звездами в обществе Алеши и сеньора Арройо и подождать, пока здравомыслие и разум появятся сами собою, когда надо?

Веревка между землями: нужно рассказать об этом Арройо, послать ему записку. «Мой сын, тот, который говорит, что вы знаете его настоящее имя, предложил план нашего всеобщего спасения: веревочный мост между берегами, души, влекущие себя, перебирая руками, через океан, кто-то – к новой жизни, кто-то – назад, в прежнюю. Существуй такой мост, говорит мой сын, это означало бы конец забывчивости. Мы бы все знали, кто мы есть, и радовались».

Надо и впрямь написать Арройо. Не просто записку, а что-нибудь подлиннее, пополнее, где будет сказано то, что мог бы сказать, не выскочи он в раздражении с их встречи. Не будь он таким сонным, таким вялым, он бы включил свет и занялся этим. «Достопочтенный Хуан Себастьян, простите мне мою сегодняшнюю вздорность. Я сейчас переживаю трудную пору, хотя, конечно, бремя, которое несу я, куда легче вашего. Если точнее, меня штормит (здесь я обращаюсь к расхожей метафоре), и я все дальше уплываю от твердой почвы. Почему же? Позвольте быть откровенным. Вопреки предельному усилию ума, я не способен поверить в числа, в высшие числа, числа в вышине, как способны, похоже, вы – и все, кто связан с вашей Академией, в том числе и мой сын Давид. Я ничего не понимаю в числах, ни йоты, ни капельки, от начала и до конца. Ваша вера в них помогла вам (полагаю) пережить эти трудные времена, тогда как я, тот, кто вашу веру не разделяет, обидчив, раздражителен, склонен к вспышкам гнева (вы были сегодня утром свидетелем одной такой) – вообще говоря, я делаюсь почти невыносим, и не только для тех, кто со мной рядом, но и для себя самого.

«Ответ придет к вам, когда вы менее всего этого ожидаете. Или не придет». Мне претят парадоксы, Хуан Себастьян, а вам, судя по всему, нет. Мне это необходимо сделать, чтобы обрести покой ума, – глотать парадоксы по мере их возникновения? А раз уж вы к этому склонны, помогите мне понять, почему ребенок, воспитанный вами, когда его просят объяснить числа, отвечает, что их нельзя объяснить, их можно только станцевать. Тот же ребенок, до того как начал посещать вашу Академию, боялся ступить с одной плитки в мостовой на другую – из страха провалиться в пропасть и исчезнуть в ничто. А теперь же он скачет через эти пропасти, нимало не тревожась. Какие магические силы есть в танце?»

Надо так и сделать. Надо написать такую записку. Но станет ли Хуан Себастьян отвечать? Хуан Себастьян не кажется ему тем человеком, кто выберется из постели посреди ночи, чтобы кинуть веревку человеку, который пусть и не тонет, но уж точно барахтается.

Когда он уже нисходит в сон, ему является образ футбола в парке: мальчик, набычившись, сжав кулаки, бежит и бежит, как неостановимая сила. Почему, почему, почему, когда он столь полон жизни – этой жизни, настоящей жизни – он так увлечен следующей?

Первые гости на празднике – двое мальчиков из квартиры под ними, братья, им неловко в опрятных рубашках и шортах, с прилизанными волосами. Они спешат вручить свой красочно обернутый подарок, Давид кладет его в угол, который очистил специально для подарков.

– Это моя куча подарков, – объявляет он. – Я не буду открывать подарки, пока все не разойдутся.

В куче подарков уже имеются марионетки, подаренные сестрами с фермы, и его, Симона, подарок – корабль, упакованный в картонную коробку и перевязанный лентой.

Звонят в дверь; Давид спешит встречать новых гостей и принимать новые подарки.

Поскольку Диего взялся обносить всех напитками, ему, Симону, делать мало что остается. Он подозревает, что большинство гостей считает Диего отцом мальчика, а его самого – дедушкой или еще более дальним родственником.

Праздник идет хорошо, хотя горстка детей из Академии побаивается более бойких соседских и держится кучкой, перешептывается между собой. Инес – волосы прилежно завиты, облачена в элегантное черно-белое платье, во всех отношениях мать, которой мальчику легко гордиться, – похоже, нравится, как все складывается.

– Красивое платье, – отмечает он. – Тебе идет.

– Спасибо, – говорит она. – Время нести именинный торт. Принесешь?

Значит, это его привилегия – принести на стол исполинский футбольный торт, уложенный на поле из зеленого марципана, и благодушно улыбаться, когда Давид одним «фух» задувает все семь свечек.

– Браво! – говорит Инес. – Теперь загадай желание.

– Я уже загадал, – говорит мальчик. – Это тайна. Никому не скажу.

– Даже мне? – говорит Диего. – Даже на ухо? – Доверительно склоняет голову.

– Нет, – говорит мальчик.

С разрезанием торта загвоздка: нож погружается в торт, шоколадная оболочка трескается, и торт распадается на две неравные части, одна скатывается с разделочной доски и разваливается на кусочки на столе, сшибив стакан лимонада.

С торжествующим воплем Давид размахивает ножом над головой:

– Землетрясение!

Инес поспешно убирает беспорядок.

– Осторожнее с ножом, – говорит она. – Поранишь кого-нибудь.

– Это мой день рождения, делаю что хочу.

Звонит телефон. Это фокусник. Он опаздывает, будет минут через сорок пять или через час. Инес шваркает трубкой в ярости.

– Кто так ведет дела! – кричит она.

В квартире слишком много детей. Диего скрутил из надувного шарика человечка с огромными ушами, мальчики принимаются гоняться за ним. Они носятся по всем комнатам, сшибая мебель. Встает Боливар и появляется из своего логова в кухне. Дети встревоженно отшатываются. Ему, Симону, достается держать пса за ошейник.

– Его зовут Боливар, – объявляет Давид. – Он не кусается, он кусает только плохих людей.

– Можно его погладить? – спрашивает одна из девочек.

– Боливар сейчас не в дружеском настроении, – отвечает он, Симон. – Он привык после обеда спать. Очень уж он привержен своим привычкам. – И он уводит Боливара в кухню.

К счастью, Диего уговаривает мальчиков побойчее, в том числе и Давида, пойти в парк – сыграть в футбол. Они с Инес остаются дома, развлекать более робких. Погодя возвращаются футболисты и бросаются лопать остатки торта и печенья.