Остров в глубинах моря - читать онлайн книгу. Автор: Исабель Альенде cтр.№ 67

Молодожены провели запертыми в этой комнате три дня, как того требовал обычай; им прислуживала пара рабов, приносивших еду и выносивших ночные вазы. Было бы оскорбительно для новобрачной появляться на публике, даже перед собственной семьей, в то время пока она познавала секреты плотской любви. Задыхаясь от жары и скучая взаперти, мучась головной болью от обилия юношеских прыжков в свои годы и к тому же прекрасно сознавая, что снаружи не меньше полудюжины родственников не отрывают уха от двери, Вальморен понял, что он женился не только на Гортензии, но и на всем племени Гизо. Наконец на четвертый день он смог выйти из своего заточения и вместе с женой уехать на плантацию, где они будут учиться познавать друг друга на просторе, с большей свободой и при большем количестве воздуха. Как раз на этой неделе начинался летний сезон, и все выезжали за город.

Гортензия никогда не сомневалась в том, что заполучит Вальморена. Еще до того, как за дело взялись безжалостные сводни, она заказала монашкам вышивать простыни с их переплетенными инициалами. Но и другие, с инициалами прежнего жениха, что она годами хранила переложенными лавандой в своем сундуке надежды, тоже не пропали: она просто велела нашить на буквы аппликации из цветочков и эти простыни пошли на гостевые комнаты. В качестве части приданого она получила Денизу — рабыню, которая служила ей с пятнадцати лет и была единственной, кто умел ее причесать и выгладить платья по ее вкусу, а также одного домашнего раба, которого отец отдал ей в виде свадебного подарка, когда она выразила свое недоверие к мажордому на плантации Вальморена. Ей был нужен кто-то, кому она могла полностью доверять.

Санчо снова спросил у Вальморена, как он думает поступить с Тете и Розеттой, ведь скрыть это дело не было никакой возможности. Многие белые содержали свободных цветных женщин, но всегда отдельно от своей законной семьи. Случаи же с рабыней-наложницей были особыми. После женитьбы хозяина связь прекращалась, и следовало отделаться от женщины, которую продавали или отправляли работать в поле, чтобы супруга ее не видела. Держать же любовницу и ее дочь в том же доме, что собирался устроить Вальморен, было совершенно недопустимо. Семейство Гизо и сама Гортензия, конечно, поймут, что в годы вдовства он искал утешение в объятиях рабыни, но теперь пришло время эту проблему решить.

Гортензия уже видела Розетту, когда девочка танцевала с Морисом на празднике, и, возможно, у нее и зародились некие подозрения, хотя Вальморен полагал, что в шуме и суматохе она не слишком обратила на это внимание. «Не будь простаком, зять, у женщин нюх на такие дела», — ответил Санчо. В тот день, когда Гортензия с целой свитой своих сестер пришла взглянуть на городской дом, Вальморен приказал Тете увести Розетту и не появляться в доме до конца визита. Он не желал принимать скоропалительных решений, как объяснил он Санчо. Верный своему характеру, он предпочел отсрочить принятие решения, ожидая, что все решится само собой. Гортензии на эту тему он ничего не сказал.

Какое-то время хозяин еще спал с Тете, когда они оказывались под одной крышей, но он не счел нужным сообщить ей, что собирается жениться: она узнала об этом из слухов, разнесшихся с быстротой ветра. На том празднике на плантации и при нескольких случайных встречах на Французском рынке Тете приходилось поговорить с Денизой, рабыней Гортензии. От этой женщины, совершенно не умевшей держать язык за зубами, Тете и узнала, что ее будущая хозяйка по характеру вспыльчива и ревнива. Знала она и то, что любое изменение в ее жизни приведет только к худшему и она не сможет защитить Розетту. И теперь, теряя голову от ярости и страха, Тете еще раз убедилась в том, как мало она может сделать. Если бы хозяин допустил ее до себя, она бросилась бы ему в ноги, из благодарности исполнила бы любые его капризы, что угодно, лишь бы оставить все как было. Но с тех пор как было объявлено о помолвке с Гортензией Гизо, хозяин больше не звал ее в свою постель. «Эрцули, лоа-мать, спаси и сохрани хотя бы Розетту». Понукаемый Санчо, Вальморен придумал временное решение: Тете останется с девочкой в городском доме с июня по ноябрь, пока он с семьей будет жить на плантации; так у него будет время подготовить Гортензию. Для Тете это означало еще шесть месяцев неопределенности.

Гортензия разместилась в комнате, декорированной в голубых имперских тонах, где она спала одна, потому что ни она, ни ее муж не имели привычки делать это в чьей-либо компании; к тому же после удушающего медового месяца каждому из них просто необходимо было собственное пространство. Ее детские игрушки — жуткие куклы со стеклянными глазами и человеческими волосами — украшали комнату, а ее мохнатые собачонки спали на кровати, огромном ложе шириной два метра, с резными опорами, балдахином, подушками, занавесочками, бахромой и помпончиками. На кровати красовалась и думка, собственноручно вышитая юной Гортензией еще в школе при монастыре урсулинок. А сверху нависало все то же синее шелковое небо с толстыми ангелочками, которое подарили ей на свадьбу родители.

Новобрачная вставала после обеда, проводя две трети своей жизни в кровати, откуда она и управляла чужими судьбами. В первую брачную ночь, еще под родительским кровом, она приняла мужа в дезабилье, вырез которого был окаймлен лебяжьими перьями. Выглядел он очень эффектно, но нужного впечатления на Вальморена не произвел, потому что перья вызывали у него безудержное чихание. Однако это неудачное начало не воспрепятствовало тому, чтобы брак совершился: Вальморен был даже приятно удивлен тем, что супруга отвечала на его желания с большей щедростью, чем когда-либо обнаруживали Эухения или Тете.

Гортензия была девственной, но отчасти. Как-то ей удалось посмеяться над семейной бдительностью и разузнать о таких вещах, о которых девушкам знать не положено. Погибший жених лег в могилу, не подозревая, что она с жаром отдалась ему в своем воображении и продолжала отдаваться все последующие годы в укромном уединении своей постели, терзаемая неудовлетворенным желанием и неудачной любовью. Необходимую дидактическую информацию поставляли ей замужние сестры. Экспертами они не были, но, по крайней мере, знали, что любой мужчина ценит некоторые проявления энтузиазма, хотя и ограниченные, чтобы не возбудить подозрений. Гортензия на свой страх и риск решила, что и она, и ее муж уже не в том возрасте, чтобы быть чересчур стеснительными. Сестры сказали ей, что лучший способ прибрать мужа к рукам — притвориться дурочкой и ублажать его в постели. Первое для нее должно было стать гораздо более трудной задачей, чем второе, потому что уж что-что, но глупой она не была.

Вальморен как подарок судьбы принял чувственность жены, не задаваясь вопросами, ответы на которые он предпочитал не знать. Разящим доводом являлись прелести Гортензии, своими округлостями и ямками напоминавшие ему тело Эухении до ее помешательства, когда оно еще выплескивалось из платьев, а без одежды казалось слепленным из миндального теста: бледное, мягкое, благоухающее, само воплощение изобилия и сладости. Потом-то несчастная Эухения вся ссохлась, как чучело, и он мог обнимать ее, только почерпнув смелости в алкоголе и будучи в полном отчаянии. В золотистом отсвете свечей Гортензия ласкала взгляд: пышнотелая нимфа с мифологических полотен. Он почувствовал возрождение своей мужской силы, которую считал уже непоправимо угасшей. Жена возбуждала его, как когда-то Виолетта Буазье в квартире на площади Клюни и Тете в годы своего пышного расцветания, когда она из девочки становилась девушкой. Его изумлял этот жар, приходивший каждую ночь, а иногда и днем, когда он неожиданно являлся к жене в испачканных грязью сапогах и заставал ее с вышивкой в руках, обложенной подушками на кровати, сгонял собачек и набрасывался на нее, радуясь тому, что вновь чувствовал себя восемнадцатилетним. Во время одной из таких атак с чистого неба балдахина свалился точеный ангел, угодив ему прямо в макушку, и он на несколько минут потерял сознание. Очнулся Вальморен в холодном поту, потому что в туманном бессознательном состоянии ему явился его старинный друг Лакруа, чтобы потребовать назад свое сокровище, которое тот у него украл.