Золотой день - читать онлайн книгу. Автор: Яна Темиз cтр.№ 80

Тогда его не послушали.

– Но у нас же нет таких специалистов, – стараясь быть максимально корректным, сказал он. – А в Анкаре нас засмеют, потому что никаких признаков серийного убийцы в классическом понимании у нас нет. Разве серийный убийца стал бы уничтожать близких знакомых? Совершенно разных, ничем, кроме давней дружбы, не связанных? Да и способы… имитация несчастных случаев – это, конечно, почерк или что-то вроде того, но если паром, к примеру, все же случайность? Или снотворное? Или лифт? По-моему, надо еще поработать обычными методами. У нас же есть эти непонятные таблетки, есть Тимур, которым надо всерьез заняться, есть соседи Семры. Ведь к кому-то она потащилась на седьмой этаж, правильно? И как она доехала туда, если лифт не работал? Шла пешком со своего пятого? Тогда почему она ни к кому не зашла? Или кто-то из соседей лжет? И надо прижать эту фирму, которая делала антенны, особенно их. Напугать нарушением техники безопасности и так далее вплоть до закрытия, штрафов и уголовной ответственности. Выяснить, почему они загнали кабину на восьмой, как могли оставить приоткрытой одну дверь, короче, обвинить этих мастеров по полной программе, – может, что и выплывет.

– Про дверь я, кажется, – робко вступил молодой сотрудник, прекрасно умевший производить впечатление на гражданских лиц, но терявшийся перед начальством и более опытными коллегами. – Я не знаю, конечно… но я там жвачку нашел, я ее экспертам показал, они забрали. Короче, она там на площадке валялась, не у самого лифта, но ею могли дверь залепить. Чтоб щель небольшая осталась. Дети могли. На двери вроде след даже есть, маленький такой, эксперт сказал, глянет.

– Хорошо! – грянул начальник. – Значит, еще и детей, и родителей их, что ли, всех взять в работу; экспертов я потороплю, мастеров тоже на предмет жвачки… может, в карманах у кого завалялась, ясно?

Вопрос был направлен в сторону Кемаля, значит, «на предмет жвачки» беседовать придется ему.

– Сам по всем не таскайся, – уточнил начальник. – Троих в подъезд направь, Альпер с Али, как я сказал, с подозреваемым закончат, с паромом один кто-нибудь справится, а Кемаль у нас снова пойдет по всем теткам, и чтоб все до мелочи, все на свет вытащил, ясно? И что в подъезде – все ему передадите, пусть копается, благо память как компьютер. Все, совещание окончено, все за работу. До утра чтоб все перерыли, нам теперь темпы важны, скоро пресса все равно пронюхает!

– Не может быть! – ахнула Айше. – Что же это?! Ничего не понимаю, третья уже! И все по-разному…

– Вот именно, – вздохнул Кемаль. – И никто ничего не понимает, и они все в панике, плачут, ахают, боятся, толку теперь от них никакого. И раньше-то не много было, а уж теперь… – он обреченно махнул рукой.

Было поздно, так поздно, что все события дня казались ему давно прошедшими, и даже рассказывать про них не хотелось. Говорить было лень, как будто за этот нескончаемый день он наговорился на всю оставшуюся жизнь. Сейчас он выпьет чаю, посидит немного, и только потом сможет что-нибудь обсуждать. А обсуждать придется, потому что перед ним не просто его Айше, завернувшаяся в толстую кофту поверх теплой пижамы, а важный свидетель. Вот только свидетель чего? Золотого дня? Но имеет ли он отношение к этим странным смертям?

– Мне бы… – обреченно начал он.

– Подожди, чаю выпей, потом поговорим – она, как всегда, понимала его даже не с полуслова, а вообще без слов. Они оба ценили это понимание, принимая его за одну из причин своей любви и счастливой совместимости, хотя оно, возможно, было как раз их следствием. – Иди душ прими, а я пока заварю.

Она зевнула, и Кемаль понял, что тоже хочет спать, только спать, и ничего больше. Спать и забыть весь этот кошмар. Но к утру ему нужно что-то вроде отчета для начальства и что-то вроде понимания ситуации для себя самого. Со вторым будет сложнее, это ясно. Ладно, горячий душ, крепкий чай, никаких глинтвейнов, записи разговоров и схемы Айше – и, может быть, к утру…

– Не спи, иди в душ, – сказал голос жены в самое ухо, – иначе мы ничего не успеем. А хочешь, кофе сварю?

– Нет, – потянулся Кемаль, – кофе – это уже совсем потом. Если засидимся.

– Вставай, вставай, – теребила его Айше, – а то прямо здесь и уснешь. Полотенце на батарее, колонку я включила, иди сейчас же! Нет, я не понимаю, как это можно – упасть в шахту?!

Она ничего не знала. Кемаль не звонил ей, потому что было не до того, к тому же она, посчитав себя уже достаточно здоровой, собиралась ехать в университет и читать лекцию, вот и узнала о происшедшем только сейчас.

– Значит, можно, – он сумел-таки встать и дойти до ванной. – Периодически кто-нибудь падает, сама знаешь.

Конечно, все бывает: аварии, несчастные случаи – но все равно это так странно, разве нет? Она насыпала чай в маленький чайник и поставила его на большой, с кипятком. Что-то во всей этой истории… и не «что-то», а все, все противоестественно! Не может такого быть, ерунда какая-то! Кто-то методично избавляется от – кого, господи?! От немолодых женщин, большинство которых безобидные домохозяйки или пенсионерки. Кому они могли помешать, что сделать такого, за что убивают?

Когда она читала или придумывала детективы, ее всегда занимала причина убийства: она казалась подчас такой ничтожной, что приходилось сомневаться в правдоподобии сюжета. Впрочем, собственные проблемы всегда кажутся людям более сложными и важными, чем чужие, и, наверное, убийцы склонны к еще большему преувеличению. Существует только их проблема, единственная во всем мире, и решить ее, не причинив кому-то вреда, невозможно, а справиться с ней куда важнее, чем принять во внимание чью-то жизнь, и воображение услужливо рисует, как все будет хорошо без этого человека, почему-либо стоящего на пути к счастью. Счастье это у каждого свое – деньги, любовь, самолюбие, карьера, что угодно, вплоть до кусочка бумаги, именуемого, к примеру, редкой маркой, и только оно, это личное счастье, имеет значение.

Оно кажется им достижимым, их личное, полное счастье.

На чьем пути оказались эти несчастные женщины? И не последуют ли за ними другие? А она сама?

Айше заварила чай и прислушалась к шуму воды в душе. Интересно, что им удалось выяснить? Скорее всего, ничего, иначе Кемаль не молчал бы, а сказал сразу, и не смотрел бы так устало, и пил бы не чай вовсе, а коньяк или глинтвейн.

Что-то во всей этой истории… не так. Конечно, не так – разве может быть «так», когда женщина падает в ледяную, черную воду, или в болото сна, которым захлебываешься, так же как водой, или – она зябко поежилась – в узкую глубокую шахту.

– А почему дверь-то открылась? – крикнула она в глубину квартиры, услышав, что Кемаль вышел из ванной, и не сомневаясь, что он поймет, о чем речь. Наверно, она и дня не выжила бы с человеком, не понимающим хода ее мыслей и задающим недоумевающие вопросы.

– Жвачкой залепили, – сумела она разобрать прозвучавший из-под полотенца ответ. – На том самом этаже. Причем жвачку эту почему-то не забрали, а там же и бросили. А зачем отлепляли, спрашивается? Отпечатков на ней нормальных нет, зато следы слюны должны быть. Но с чем их сравнивать? Брать, что ли, у всех соседских детишек образцы?